Плывущий медведь
Шрифт:
— Эти идиоты палят по всему, что шевелится. Думать уже не успеваешь, — болтал «НТБ». — Просто кидаешься на землю и прячешься за самого большого и толстого. А в тот раз это был Шервен из «ВГ».
Все снова рассмеялись.
— Не знаю, может, щас Шервен на диете, но в тот момент я был несказанно рад его лишним килограммам.
— Страшно было? — спросила «ТВ-Норге».
— Бояться нам нельзя, — ответил «НТБ». — Но опасаться надо всегда, иначе проблемы обеспечены.
Тут к столику подгреб алкаш. Покачиваясь из стороны в сторону, он скрутил папиросу. Зажег ее и с закрытыми
Я выпил пять кружек по пол-литра, и хоть бы хны. Обычно от такого количества пива я могу напрудить реку, но в этот раз все выходило через поры. Грабеж средь бела дня. Платишь деньги, получаешь пол-литра, а они испаряются.
Я поехал домой. Горели уличные фонари, хотя июльская темнота была всего лишь синеватой прослойкой между домами. Однажды я попадусь. Однажды мне позвонят для серьезного разговора. Однажды меня дождутся в темном переулке. Но до сих пор Франк предупреждал меня обо всех дорожных постах в городе. Поначалу я думал, что это он из братской любви. А потом выяснил, что из собственных интересов. У полицейского не может быть брата-заключенного.
6
«Ты сегодня так хороша» (англ.).
В Тукхейме, уже выключив двигатель, я продолжал сидеть в машине. Через лобовое стекло я смотрел на Одду. Над автобусной остановкой крутилась макдоналдсовская буква «М». На полуострове подо мной сверкающим колье лежала цинковая фабрика. Несколько автомобилей ехали в направлении фьорда. Я смотрел, как огни фар прощупывают повороты. Я люблю ее — кретин! Я хочу, чтобы она была моей, — идиот! Мне просто нужно, чтобы она позвонила. Чтобы сказала, что передумала и выбрала меня.
Помню тот первый раз, когда ей впервые пришлось выбирать из двух братьев Белл. Весь новогодний вечер Франк и я глазели на одну девушку. И после полуночи мы, не сговариваясь, пересекли танцплощадку и оба встали перед ней. Она рассмеялась и поочередно смотрела то на меня, то на него. Потом выбрала Франка, улыбнулась мне и сказала:
— Извини, я выбрала его.
Несколько лет спустя, когда мы уже были любовниками, я спросил ее про тот вечер. Она плохо его помнила. У нее всегда были проблемы с ориентированием и памятью. Я спросил, от чего бы в тот вечер мог измениться ее выбор.
— Это знает только тетушка Августа, — ответила она, поцеловав меня в шею.
— Кто? — спросил я.
— Тетушка Августа, — рассмеялась она. — Тетушка Августа знает все.
Я ей позавидовал. Она ничего не помнила. Я помнил все. Черт, я ношу с собою целый архив. Все ящички. Все папочки. Могу когда угодно раскрыть их. Ее волнение в тот первый вечер. Улыбка, когда она выбрала Франка. Ее платье. Костюм моего брата. Все движения в том танце. Мой пиджак. Табачный дым. Дождь, который встретил меня на улице. Первый день нового года.
Я запер дверь в квартиру. С верхнего этажа слышался чей-то бас и крики. Печальные звуки неудавшейся вечеринки. Я подумал, что лету и вправду не стоит
Душ. Долгий день стекал с меня и исчезал в дырке на полу душевой. Я вытерся и посмотрел на себя в зеркало. Однажды вечером я сказал Ирен, что я слишком толстый. «Ты милый», — ответила она. — «Тебе об этом не говорили?» Она обняла меня и сказала, что я самый милый человек на свете.
Я вспомнил целующуюся парочку на парковке возле церкви. На них падал мягкий свет из салона моей машины. Эта картина наполнила меня одновременно похотью и томлением. Я стоял и шептал: «Не уходи, не уходи».
Как-то я рассказал ей, что разговариваю с ней, даже когда ее нет рядом. О том, что произошло за день. Что я сделал, что думал, что мне снилось. Я говорю с ней обо всем.
— С тобой все в порядке? — спросила она тогда.
~~~
Проснулся я от настойчивых звонков. По тому, с каким ожесточением звонили, я понял, что кто-то давно уже торчит перед моей дверью. Я натянул штаны и пошел открывать. На лестнице стояла соседка. Бровь у нее была рассечена.
— Можно войти? — спросила она.
Я еще не до конца проснулся, но распахнул дверь. Мумуки проскользнула мимо меня, одарив запахом шампуня и парфюма. Она была в черной юбке и белой рубашке навыпуск. Темные волосы собраны в маленький пучок. Мумуки стояла съежившись, как будто вышла в такой одежде на мороз. С верхнего этажа слышалась музыка, топот и крики.
— Что происходит? — спросил я.
Она не успела ответить — позвонили снова. Кто-то жал на звонок, а другие от всей души старались высадить дверь. Мумуки молчала. Я попросил ее пройти в гостиную.
За дверью оказалось четверо парней из «национального ополчения». Двоих я помнил по репортажу про пейнтбол. Другие часто мелькали в Одде. Играли на скачках, ели кур гриль и гадили.
— Мы знаем, что она здесь, — сказал один.
— Кто? — спросил я.
— Мы знаем, что она здесь, у тебя, — повторил он.
— Никого у меня нет.
— Никого у меня нет, — передразнил он.
Они осклабились и потребовали их впустить. Самый длинный сделал пару шагов вперед. Я загородил дверной проем. У парня были черные от снюса губы и выбеленные волосы. Он подошел вплотную и ткнул указательным пальцем мне в грудь. С такой силой, что я невольно сделал шаг назад, споткнулся и потерял равновесие. Я упал и ударился затылком об пол. Парни стояли надо мной. Меня ударили в живот. Воздух пропал. Я съежился и стал ждать нового удара.
Его не последовало.
Я посмотрел наверх и обнаружил соседа. За парнями стоял Аск — огромный груботесаный мужик. Он оттолкнул длинного.
— Спокойно, — сказал Аск. — Нам тут проблем не нужно.
Парень со снюсом на губе пригладил белесый чуб и повернулся к Аску:
— Твоя жена тут.
Аск посмотрел на меня:
— Она здесь?
Я попытался подняться. Все болело.
— Все нормально? — спросил Аск.
Я кивнул.
— Она здесь?