ПМС: подари мне счастье
Шрифт:
В голосе Валерия прозвучала почти ненависть, и это Леру возмутило:
– Врешь ты все! – Не вовремя подсунувшийся с тарелкой официант отскочил от их столика и твердо решил больше к этой парочке не приближаться, пока сами не позовут. – Вот тут ты точно врешь! – Валерий смотрел на нее округлившимися глазами – такой бурной реакции он явно не ожидал. – Почему не можешь? Некогда тебе? Так ты же только что тут распинался, что богатый человек. – Последние слова Лера произнесла с издевкой. – Так найми ему бонну, гувернера, кого там еще?! У нас тоже теперь школы есть, до восьми вечера их там держат, английский, японский, карате, теннис, бассейн и верховая езда. Тебе просто так легче. Жена виновата, а ты ни при чем.
Лера замолчала. Она сама себе удивилась: надо же, развоевалась, а какое ей, собственно, дело? Просто она
– Да, ты права, конечно. – Валерий смотрел на воду, уже потемневшую, свинцовую. – Но я… не умею все это. Не могу один. Я ведь тогда на перроне стоял и смотрел, как ты выходила, и видел, как твой сын на тебе висел.
Лера посмотрела на него внимательно.
– У меня аж сердце прихватило – я тоже так хочу! Чтобы я пришел домой, а там сын и. И такая жена, как ты. Тыл. Половинка. Как мои дед с бабушкой.
– Извини, – решилась Лера, – я все хочу спросить. А что ты деда-то там одного бросил?
– Не хочет он с женой. И без Темы.
– Понятно. – Это прозвучало с такой интонацией, что Валерий сразу понял: она считает его порядочной свиньей и в данном случае тоже. Он просчитался. Лера отреагировала на то, что он считал неглавным, и легко пропустила мимо ушей то, о чем он боялся ей сказать.
Они помолчали. В отдалении замаячил официант, но его опять не заметили.
– Я ведь тогда сказал правду, – оторвался от созерцания озерной глади Валерий. – Я действительно хочу на тебе жениться.
– Да ты женат, кажется? – подняла брови Лера и тут же устыдилась, потому что фраза прозвучала как подначка. – Прости. Я не хотела.
– Я решу этот вопрос. Ты только подожди, пожалуйста. Ладно?
Лера поняла, что она ужасно устала, что ее вымотал этот разговор. До сих пор ей делали предложение только один раз в жизни: совсем юный Андрюша до заикания робел перед ее родителями, а ей было легко и смешно. Оказывается, это может быть и вот так – непросто и странно. И непонятно, ведь он ни разу не сказал, что любит ее и что там еще положено говорить в таких случаях. Ну что ж, по крайней мере, товарищ миллионер не подозревает ее в охоте за его капиталами – какое облегчение! Прямо камень с души. А там видно будет. Солнце уже село, с озера подул ветерок, теплый и приятный после дневной жары, но Лера вдруг почему-то замерзла, зябко передернула плечами.
– Валера, отвези меня домой, пожалуйста, – попросила она. – Сегодня тяжелый день был. Длинный.
Валерий заплатил по счету, в машине они почти всю дорогу молчали – как тогда, в поезде, но это молчание было совсем другим, с обеих сторон напряженным. Как будто они оба о чем-то умолчали, что-то недосказали, а надо бы. Но они оба думали, что впереди у них еще сколько угодно времени и они все успеют объяснить и понять.
К себе Лера Валерия не пригласила.
Подъезжая к дому, Валерий взглянул на свои окна – темно, значит, Вики опять нет дома. Порядочный муж давно бы поинтересовался, где его красавица-супруга проводит долгие летние (впрочем, и короткие зимние тоже) вечера, усмехнулся Валерий. Узнал бы много интересного. Ему, видите ли, неинтересно. Совсем. А вот сегодня, черт возьми, он рассчитывал застать ее дома. Но в холле горел свет, и Валерий прошел на Викину половину. В ванной комнате шумела вода. Он постучал.
– Валера, это ты? Заходи! – сквозь плеск и музыку прокричала Вика.
– Я подожду! Ты скоро? – Ему тоже пришлось кричать из-за двери, потому что лицезрение купающейся Вики не входило в его планы.
Валерий прошел в ее гостиную и, усевшись на фиолетовый кожаный диван, с интересом огляделся – он давно сюда не заглядывал. Общих гостей они принимали в большой гостиной, но только теоретически, потому что на его памяти таких визитов не случалось: дни рождения отмечали в ресторанах или «на коттедже», как говорила теща, на Новый год уезжали за границу, приезжавший на каникулы Тема предпочитал отираться в его кабинете или у себя в детской (Вика всегда боялась, что у нее он что-нибудь разобьет или испортит), а друзей у него здесь не было – откуда? Как не было их и у самого Валерия: он благополучно избежал традиционных мужских увлечений футболом, охотой и рыбалкой, серьезные дела предпочитал
Насчет музея подумалось не зря. Гостиная, оформленная в сиреневых тонах, на его взгляд, очень напоминала вернисаж в Музее изобразительных искусств, который он посещал недавно в качестве генерального спонсора привезенной в Екатеринбург выставки работ Сальвадора Дали. Вот где, кстати сказать, был кошмар! Он впервые увидел эти десять картин и несколько скульптурок уже в зале, куда пришел поторговать лицом рядом с мэром, губернатором и американским консулом. Началось с того, что какой-то идиот из местной творческой богемы приклеил себе под нос длинные усы а-ля Дали и устроил у входа инсталляцию (кажется, именно таким словом назвали ему разлитую перед входом в музей лужу бутафорской крови, в которой валялись три безголовые тушки мороженого минтая и механизм, напоминающий змеевик от самогонного аппарата), и все испачкали ботинки. Они протиснулись мимо толпы народа, который уже несколько часов давился в живом коридоре из тоскующих милиционеров. Внутри было пока пусто, музейные дамы обмирали и говорили с придыханием, на Валерии висли молоденькие журналистки, щебеча наперебой: «Впервые в истории Урала!», а он после всего увиденного не мог выдавить из себя ни слова. Картины, проделавшие долгое путешествие в уральскую глубинку за его деньги – и немалые! – Валерия потрясли до глубины души. Да, он тупой и отсталый деляга, ничего не понимающий в искусстве, но, если бы он увидел произведения великого художника до того, как явился сюда, он не дал бы на выставку ни копейки, ни цента! А экспонаты еще несколько дней снились ему по ночам, особенно скульптурка, изображавшая понурого ангела, сидящего перед торчащим из земли зеленым пальцем с красным ногтем, и в довершение композиции на пальце росли не то рожки, не то ветки.
Нет, безусловно, экспонаты, представленные в Викиной гостиной, столь тяжелого впечатления не производили. Но придавали комнате нежилой вид – не хватало только витрин с подсветкой. Повсюду – в нишах, на полках вместо книг, на подоконниках вместо цветов, на столах и даже на полу – стояли разнокалиберные безделушки венецианского стекла (о да, он до сих пор помнил, как в Италии Вика носилась по магазинам, скупая рыб, птиц и прочую стеклянную живность, постоянно названивая домой дизайнеру, и сколько потом хлопот было со всем этим добром в аэропорту), а на стенах висели картины – цветы, морские раковины и лица, тоже все синие, розовые и сиреневые, – красота! Картины были странные. Валерий подошел к одной из них и осторожно потрогал пальцем – вроде тряпка.
– Это батик, – прозвучал у него за спиной мелодичный голос жены.
Наверное, она пришла в сиреневом халате, подумал Валерий и обернулся. Но не угадал. На Вике ничего не было. Ничего, кроме заколки для волос, которые она собрала в узел на затылке, открыв лоб, скулы и шею. Без косметики у нее было лицо двадцатилетней девочки, трогательной и милой. Зеленые глаза смеялись. На щеках играли ямочки. Она нисколько не стеснялась. Она не была голой, как бывает, когда человека хочется чем-то прикрыть, неловко отвести глаза. Она была обнаженной, как античная статуя, и столь же совершенной, любая одежда показалась бы на этом великолепном теле ненужной и неуместной деталью. Валерий, как мальчишка, открыв рот, таращился на жену.
– Это батик, роспись по шелку. Нравится?
Валерий кивнул, не понимая вопроса, не отрывая взгляда от Вики. Она вся была в капельках воды, и, когда подошла ближе, Валерий непроизвольно стер рукой капли с ее плеча.
Вика поняла его жест по-своему и прижалась к нему всем телом, закинув руки ему на плечи. От нее изумительно пахло какими-то цветами – он никогда не разбирался в цветах – и почему-то морем. У Валерия закружилась голова, и он стал губами собирать капельки воды с ее лица, с ресниц, с губ, с беспомощно открытой его поцелуям шеи.