По дороге в вечность

Редмирски Дж. А.

Кэмрин не решается заговорить со мной. Не боится, а именно не решается. Мне стыдно поднять на нее глаза. После случившегося я чувствую себя отъявленным дерьмом. Никогда себе этого не прощу.

Кэмрин хватает меня за руку, и мы идем в наш номер. Я резко открываю дверь и тут же начинаю собирать вещи.

– Ты не…

– Не надо, – обрываю я ее. – Пожалуйста… Помолчи немного…

Ей это не нравится, но она кивает и замолкает.

Вскоре мы снова в пути. Едем вдоль побережья, но теперь уже на север. Куда? Куда угодно, только бы поскорее убраться из Флориды.

Так проходит час. Снова и снова прокручиваю в мозгу случившееся

и пытаюсь найти в тех событиях хоть какой-то смысл. Съезжаю с шоссе и останавливаюсь на обочине. Вокруг – тишина. Я разглядываю свои колени, потом смотрю сквозь лобовое стекло. Замечаю, что пальцы вцепились в руль до белизны костяшек. Наконец распахиваю дверцу и вылезаю.

Иду по тропинке, спускаюсь в канаву, поднимаюсь по другому склону. Невдалеке растут деревья.

– Эндрю, остановись! – окликает меня Кэмрин.

Но я продолжаю идти. Подойдя к этому чертовому дереву, бью по нему с такой же силой, с какой утром бил по морде Тейта и Кейлеба. Кожа на двух костяшках содрана, и оттуда течет кровь, заливая пальцы. Но я продолжаю колошматить дерево.

Подбежавшая Кэмрин, собрав все силы, толкает меня в грудь. Это так неожиданно, что я едва не теряю равновесия. Вижу ее заплаканные глаза.

– Прекрати! Пожалуйста! Остановись!

Опускаюсь в траву, подтягиваю колени. Окровавленные руки висят как плети. Наклоняюсь вперед, голова свешивается вниз. Взгляд упирается в землю.

Кэмрин садится передо мной. Я чувствую ее руки у себя на лице. Она пытается приподнять мою голову, но я не даюсь.

– Не надо со мной так, – дрожащим голосом говорит она. Кэмрин пытается заставить меня смотреть на нее. Я поддаюсь, поскольку не хочу, чтобы она плакала. Смотрю на нее, и мои глаза тоже наполняются слезами. Слезами злости. Пытаюсь их сдержать. – Малыш, ты не виноват. Ты же был не просто пьян. Тебе подсыпали какой-то дури. В таком состоянии любой утратил бы контроль над собой. – Ее пальцы еще плотнее сжимают мое лицо. – Это…не… твоя… вина. Понимаешь?

Пытаюсь отвернуться, но она берет меня за руки и садится на корточки. Безотчетно обнимаю ее.

– Я все равно должен был это предвидеть, – говорю я, опуская глаза. – И я виноват не только в этом. Мне следовало позаботиться о твоей безопасности. Прежде всего не позволять тебе столько пить. – Злость и ненависть к себе вспыхивают с новой силой. – Понимаешь, – почти кричу я, – я отвечаю за тебя! Я должен был думать о твоей безопасности!

– Эндрю, посмотри на меня. – Кэмрин обнимает меня и заставляет наклонить голову. – Пожалуйста. – Я смотрю на нее и вижу в ее глазах боль и сострадание. Ее нежные пальцы гладят мои небритые щеки. Она целует меня и говорит: – Это был момент слабости. – (Те же слова я говорил ей несколько месяцев назад, когда она наглоталась таблеток.) – Я виновата не меньше твоего. Согласилась поехать с незнакомыми людьми неизвестно куда. На таких тусовках случается всякое. А мы пошли отливать и оставили наши чашки без присмотра. Я слышала о таких шуточках… Ты не виноват.

Я смотрю в землю, потом снова на нее. Не знаю, как ей объяснить… Поскольку я старше и опытнее, я чувствую громадную меру ответственности за нее. Этой ответственностью я гордился с самого первого дня нашей встречи… Мне невыносимо думать о «моменте слабости». Слова словами, а ведь я утратил бдительность. Согласился ехать тусоваться неизвестно с кем. Кэмрин на этой тусовке могли унизить, изнасиловать, даже

убить. Как объяснить ей, что, невзирая на ее прощение и понимание, я сам не могу себе простить этого «момента слабости»? Не могу и не прощу. Я крупно подвел ее.

– Я никогда, ни единым словом тебя не упрекну и не припомню тебе случившееся, – добавляет она.

Всматриваюсь в ее лицо, пытаясь там что-то прочесть.

– Я говорю про ту блондинку, – поясняет Кэмрин. – О том, что она сделала. Ты же ее не звал. – Пальцы Кэмрин сдавливают мои щеки. – Ты мне веришь? – (Я медленно киваю.) – Отчасти это была и моя вина, – вздыхает она и отворачивается.

– Как?

Кэмрин отвечает не сразу. В ее тоне я улавливаю раскаяние.

– Я… случайно… дала ей разрешение. – (Ее слова застигают меня врасплох.) – Я помню, блондинка притащилась к нам с Брей. Что-то говорила. Потом спросила, можно ли ей спать с нами… Честное слово, я подумала, она спрашивает, можно ли ей лечь рядом с нами. Я сказала, что можно. Я не думала, что она подразумевала… секс. Эндрю, я так виновата перед тобой, так виновата. Я позволила этой суке воспользоваться твоим состоянием.

– Нам с тобой подсыпали какой-то дряни. – Мотаю я головой. – Мы не владели собой. Так что хватит говорить об этом. Если мы и виноваты, то лишь в том, что бездумно согласились поехать на тусовку. Договорились?

Я жду ее улыбки и, не дождавшись, начинаю ее щекотать. Кэмрин хохочет, вырывается и падает в траву.

– Эндрю, хватит! Я не люблю щекотку… Слышишь?

Она хохочет все громче. Я решаюсь угостить ее еще одной порцией щекотки.

В это время слышится сирена полицейской машины. Я замираю, увидев, как копы останавливаются возле нашего «шевеля».

– Только их еще не хватало, – говорю я, глядя на Кэмрин.

У нее всклокоченные волосы, в которых застряли травинки. Вскакиваю на ноги, помогаю Кэмрин встать. Она отряхивается. Мы торопимся к нашей машине. Из патрульной вылезает полицейский.

– Вы всегда оставляете машину с дверью нараспашку? – спрашивает он.

Я смотрю на широко открытую дверь «шевеля», потом на копа.

– Нет, сэр, – отвечаю я. – Меня затошнило, и я думал только о том, как бы не запачкать салон. Выскочил, не захлопнув двери.

– Ваши права, страховку и паспорт.

Вытаскиваю бумажник, достаю оттуда права и подаю патрульному, после чего открываю бардачок и извлекаю оттуда страховку и паспорт. Кэмрин стоит возле багажника, скрестив руки. Она нервничает. Коп замечает кровь на моих руках. Он молча идет к своей машине, садится и запрашивает данные обо мне.

– Надеюсь, ты не замешан ни в каких ограблениях и убийствах, которые до сих пор от меня скрывал, – говорит Кэмрин, когда я встаю рядом с ней.

– Нет, детка. С серийными убийствами я давно завязал. Так что он ничего по мне не нароет, – отвечаю я, слегка пихая ее в бок.

Проходит несколько томительных минут. Полицейский подходит к нам и возвращает мне документы:

– А что у вас с руками?

От его вопроса в кистях рук возникает противная пульсирующая боль.

– Да вот, побоксировал с деревом.

– Побоксировал с деревом? – недоверчиво переспрашивает коп, то и дело поглядывая на дерево.

Скорее всего, он подумал, что я поколотил Кэмрин. После вчерашний тусовки и нашего кувыркания в траве вид у нее соответствующий.

– Я не шучу, сэр. Я действительно колотил кулаками по дереву.