По дороге во сне

Хворостухин Алексей Александрович

— А помнишь, как мы опьяненные сестринской любовью спешили поделиться её с нашим братцем?

— Золотое время!

— А помнишь то, что мы получили в ответ?

— Такое сложно забыть!

Сказав это, сестра, что держала руку на лопате, стала яростно копать, попутно почти выкрикивая слова.

— Холодная безразличность! Пугающая, наши юные сознания, жестокость! То предпочтения книгам, что он выбрал взамен собственных сестер! Тот груз тяжелых ощущений, что дарило его присутствие! Жалкий человек!

— Воистину!

Яростный всплеск одной из сестер погрузил гроб глубже в землю, но он еще оставался на поверхности. Высказав всё, что хотели, сестры заняли место подле своей матери и с точно таким же взглядом, стали взирать на Кейдана.

Лопата осталась торчать в земле возле гроба. По сложившийся традиции, тот, кто захотел выговориться, сначала подошел к лопате, выхватил её и воткнув снова, заговорил:

— Сколько времени прошло? — спросил друг детства, не ожидая услышать ответ. — Мы так изменились. Стали взрослее. У нас появились цели и убеждения, хотя вернее будет сказать у меня появились свои цели и убеждения. Ведь мы прекрасно помним тот вечер,

когда ты провозгласил то, чего желаешь, тем самым перечеркнув всю нашу дружбу. Ты выбрал цель в будущем как ориентир жизни. Эта цель не позволяла тебе держать возле себя друзей и семью, поэтому ты стал изгоем, загнал себя в рамки мира, скрученного до узкого коридора, пустого, но такого желанного. Я еще долго справлялся о твоем состояние, не взирая на услышанные слова. Ты отгородил меня, оставил в своем прошлом и шагнул во взрослое будущие, будучи еще ребенком. Ты разменял дружбу на желания создавать, не понимая того, что два этих понятия могут сосуществовать вмести. Либо ты глупец, непонимающий как устроена жизнь, либо ты жестокий человек, оттолкнувшей меня несмотря на то, что мы могли остаться друзьями. И это стоило того? Как сложилась твоя жизнь вдали от меня и моих увлечений, что, по твоим словам, были недостойны тебя? Я не видел твой пройденный путь, но вижу его конец! Я вижу результат проделанной работы, отраженный на лицах людей, собравшихся вокруг. Их взгляды пылают ненавистью, пропитанной твоими действиями. Из чего я могу сделать вывод, что жизнь твоя была паршивым подобием жизни несчастных авторов, лелеющих свою мечту стать знаменитым писателем. Они грезят своими убеждениями, что их взгляд, на вещи окружающие, отличается от заурядных писак, добившихся успеха исключительно из-за потакания желаниям читателя. Они видят путь, по которому, как и ты, готовы пройти, получив в результате признания. Но этому, как подобает в книгах этих тщеславных писателей, не суждено случиться. Их удел — умереть безызвестными стариками, не добившимися нечего и сгинувшими в мире собственных иллюзий. Единственное, что отличает тебя от них, это твой возраст, в котором ты закончил жизненный путь. Ты выбрал то, что определило тебя как человека желанного тебе, но были ли эти желания твоими собственными?

Мужчина, закончив говорить, откинул землю лопатой, как и все до него, из-за чего гроб осел почти полностью. Кейдана, в моменты словесных излияний пришедших на его похороны, посещали мысли, исключительно касающиеся прошлого. Он много вспоминал, подставляя услышанное под осколки собственных воспоминаний. Кейдан создавал в своей голове забытые пласты ушедших времен и сотворенных в них поступков. Он видел себя сквозь призму сказанного, и невольно стал ощущать свою ничтожность. Его образ спасителя, созданный в далеком прошлом, рушился под градом осквернений его идеалов, черпающих силу в отношении Кейдана к другим людям. По услышанным словам, он был злым человеком, откинувшим все жизненные устои и став впоследствии существом, опьянённым химерой. Но в его представление самого себя, он был человеком не похожим на остальных, человеком, создающим что-то действительно важное, способное поменять мир, населенный людьми. Его затворничество и отдаленный, от привычного понимания, образ жизни, были ценой, заплатив которую, он получил возможность создать то, что поможет всем. Идеал, стоящий во главе движущих желаний, был слишком ярким чтобы можно было разглядеть в его тенях то, что несут внутри себя жертвы, принесенные во славу собственных убеждений. Люди горели в тени ярких мыслей, неспособные достучаться до дорогого им человека, незамечающего последствий своих решений. Но эти люди не сдались, они нашли способ затаиться в глубине сознания Кейдана, и в момент, когда оно ослабло, выплеснули свои мысли, вжимая в землю убитое тело, наполненное бушующим сознанием.

Последним кто решил высказаться был Джон Санфо. Старик медленно, с подобающим его возрасту проворством, подошел к гробу и взяв лопату, почтительно её осмотрел. Его наметанный глаз быстро оценил качество инструмента не из каких-либо желаний, а из-за привычки, выработанной многими годами работы в магазине. Закончив оценку, Джон положил лопату возле гроба, а сам сел напротив изголовья и непринужденно заговорил:

— Печально дорогой друг, я думал мне первому выпадет шанс покинуть этот мир. Я думал, что моя задыхающаяся старость уступит перед благоуханным цветком крепкой зрелости, тогда бы мое бренное тело сопровождалось в последний путь словами дорогого мне друга, но увы, у судьбы свои прихоти и желания. Я уступил тебе место, положенное мне по закону природы. По всем придуманным правилам ты никак не мог оказаться здесь раньше дряхлого старика, утратившего все ресурсы тела. О как болит моя спина ты не представляешь! Я был бы рад закончить существования, был бы рад наконец избавиться от всех невзгод и переживаний. Уйти всегда проще, понимаешь? Зачем страдать, если можно перечеркнуть всё одним маленьким толчком или порезам? Но уйти просто так тоже не выход. Исчезнуть, оставив после себя хоть что-то, вот идеал для всех людей, и ты не исключения. Я понимаю цель твоих блужданий приведших тебя в этот маленький ящик. Я понимаю, что ты такой же человек, как и все, тебе не избежать ошибок и заблуждений. Ты думал, что тебя ведет открывшаяся возможность, но на самом деле, тебя вело подсознания, устроившие тебе ловушку, и ты, как подобает героям странных книг, угодил в нее, даже не заметив кричащих подсказок. Ты был ослеплен! Одурманен! Обманут! Завлечен прямо в силки и задушен собственным брыканием. О как глупо ты сгинул! Зачем ты пришел сюда? Хочешь знать ответ? Тебя увлекли силы, живущие внутри тебя. Я видел их! Более того я вижу их сейчас, среди собравшихся! Они заманили тебя и вот результат их работы, бездыханное тело передо мной, — Джон вновь взял лопату, воткнул подле себя и продолжил говорить: — Я понимаю, что ты хотел сделать, понимаю твою страсть, горящую в глубине, понимаю желания реализации самого себя, хоть и под эгидой улучшения мира, понимаю жертвы, отданные на съедения желаниям. Я понимаю всё что ты сделал и принимаю твой конец,

хоть и без сомнения слишком быстрый. Прощай дорогой друг! Вечера, проведенные с тобой в дружеской беседе, еще долгие годы будут согревать меня.

Джон откинул землю и с грустным видом двинулся к остальным. Ряд людей выстроился слева от гроба и каждый, за исключением Джона, выражал ненависть и неприязнь. Их глаза прожигали тело перед ними. Взгляд же Кейдана, плененный мыслями, пропитанными услышанным, устремлялся на Ирину, стоящую за кафедрой и взирающей на всё происходящие с ухмылкой на лице. Её образ святой никак не сочетался с ярко выраженными эмоциями и глазами полными слов.

Постояв еще какое-то время после того, как Джон высказался, Ирина, закрыв книгу, зашагала к остальным. Выверенные шаги медленно приближали её к изголовью гроба, находящегося с правой стороны. Подойдя вплотную, она легким движением руки, таким грациозным, будто выступала в театре перед публикой, вырвала лопату, оставленную Джоном. Затем, такими же выверенными движениями, начала отбрасывать мешавшую землю. После трех движений гроб осел, погружаясь почти на метр в землю. Кейдана в этот момент парализовал возникший приступ панического страха. Он стер все мысли, оставляя лишь осознания неминуемой трагедии, готовой разразиться в скором будущем. Страх проник во все уголки сознания, приглушая свет ясности ума. Кейдан от приступа страха начал задыхаться, хоть раньше ему и не требовалось дышать, его тело умерло, но органы вновь заработали. Застучало сердце, разгоняя стоящую кровь, вздымались легкие, насыщая весь организм кислородом, наэлектризовались мышцы, еще слишком слабые чтобы двигать тело. Он вновь ожил, но возможности его состояния позволяли лишь быстро поднимать грудь, из-за качающих в паники легких. Очнувшись из глубокого забвения, тело завыло, налившись болью, сопровождающейся мыслями о происходящем. Глаза неустанно взирали на Ирину, стоящую над гробом и готовившуюся оживить мысли:

— Что за жалкий человек предстал перед нами в своем последнем мгновении!? Посмотрите на него! Худые руки, худое тело, худые мысли и желания! Кем он был? Человеком, пытающимся изменить мир? Человеком, готовым пожертвовать всем ради исполнения собственных устремлений? Человеком, возлагающим на свой ум судьбы людей и их образы жизни? Ох да бросьте эти громкие слова! Всё сказанное должно подтверждаться действиями, способными принести результат. А чего же добился этот человек? Где его результаты, способные сказать, что проделанное им имело хоть какой-либо смысл? Его слова, мысли и желания, лишь пустой треп опьянённого безумца, сгинувшего в собственных чертогах сознания! Он пришел сюда, ища закинутую в голову местность, наполненную информацией. Он стремился найти то, чего не существует, ибо прозвучавшие слова, были всего лишь ловушкой, расставленной с целью поймать собственного создателя. Он угодил в нее и вот результат! Его образ жизни исчез под гнетом допущенной ошибки. Всё пережитое, все выбранные пути и принесённые жертвы, всё перестало иметь хоть какой-либо смысл, и жизнь этого человека превратилась в жалкое существования, достойное упоминания лишь как неподобающий пример, — Ирина вновь воткнула лопату, набрала её полностью и высыпала содержимое на обездвиженное тело Кейдана. — Так давайте же забудем этого человека и похороним его так, как подобает ему! Мы более не будем вспоминать о нем, так как сами исчезнем, являясь проекцией его подсознания! Наш путь окончится с жизнью этого человека!

Ирина вновь наполнила лопату и высыпала землю в гроб, где Кейдан, осознавая свою участь, не готов был лишиться сознания. Его страх укрепился настолько, что не находилась места мыслям, напомнившим бы ему о том, что всё происходящие всего лишь сон.

Куски земли, сыпавшись на него, стали зловещим отчетом, по прекращению которого, всё обездвиженное тело будет погребено под слоем почвы. Удар за ударом, её объем увеличивался, заполняя пустое пространство в гробу. Ирина методично выполняла задуманное, не скрывая истинного наслаждения, отраженного на её лице. Но как бы она не старалась, заполнить гроб было делом не быстрым, поэтому в голове Кейдана воссиял луч надежды, повествующий о том, что в скором времени тело вновь зашевелится и позволит сбежать. Надежда крепла от ощущений, исходящих от мышц и в тоже время гасла, из-за поступков людей, стоящих справа от ямы.

Первым, кто решился помочь Ирине, была родная мать. Она, наклонившись, стала руками рвать землю и забрасывать своего сына, лежащего уже под слоем земли.

Далее к процессу погребения подключились две сестры и, наподобие своей матери, принялись забрасывать брата.

Последним, кто решился помочь, был забытый друг детства. Он обошел образованную яму и встал подле Ирины. Наклонившись, с видом героя, что готов сотворить подвиги на благо страны, мужчина руками начал быстро закидывать яму землей.

Единственный кто остался безучастным, был Джон Санфо. Он стоял на том же место, что занял подле оставшихся людей. Его печальный взгляд взирал на друга, что уже покинул его. Одной рукой старик прикрывал свои губы, скривившиеся в гримасе печали, другой держался за воротник своего пиджака. Он провожал друга, нежелающего уходить.

Надежда вновь исчезла, растворяясь в беспросветном мраке всепожирающего страха. Конечности Кейдана продолжали оставаться неподвижными, когда земля, усердно посылаемая людьми сверху, уже укрыла всё тело. Тяжесть сырой почвы давила на грудь, не давая полноценно дышать, из-за чего приступы паники прокатились по всему телу. Он осознал, что выбраться из сложившийся ситуации не получиться. Тело безмолвно оставалось непослушным, лишая возможности спастись из-под груды стремящийся земли, что уже стала подбираться к лицу.

Вдыхаемый воздух смешался с мелкой землей, пожирающей оставшееся пространство. Тело уже исчезло под натиском работы людей, собравшихся для того, чтобы избавиться от своего создателя. Их жадные руки хватали как можно больше земли, дабы ускорить процесс погребения. Они закидывали гроб с неистовством, присущим только войнам, встретившим своего заклятого врага. Их ярость, сопровождалась наслаждением, получаемым от приближающегося момента полного исчезновения человека, что стал целью свирепствующий ненависти.