По Европе
Шрифт:
— Она ещё, эта горничная-то, требовала, чтоб г. Ситников ей и для других жильцов воду в кувшине носил! — с соболезнованием добавил Благоуханский.
— И требовала-с! И понесу-с. Ибо что я должен делать? Превыспреннее меня не интересует. Город чужой. Ну, и сижу в комнате, слушаю: не идёт ли она по коридору?
— Знаете, это у вас, действительно, от скуки. Что бы вам опять с Пончиковым помириться?
Ситников безнадёжно свистнул:
— С патрицием?
— Ну, что там… Человек молодой…
— Да я не о том-с. Я про то и забыл уж. Ругай! Это даже хорошо, когда лают. В роде массажа.
— Ну, так за чем же дело?
— Позвольте, какое же мне удовольствие? Я его по ночам буду тайно ходить в пятку целовать, а он днём со мной разговаривать не будет! Увеселение мне небольшое! Вам об его условиях передавали?
Г. Ситников вдруг смолк, прислушался, поднялся на цыпочки и, как балерина, пошёл к двери.
— Кажется, рябой бабец идёт…
Мы поспешили проститься.
— Чёрт знает, что такое! — сказал я, оставшись в коридоре.
Благоуханский хихикнул.
— Это ещё не всё-с!? Пончиков ему гибель готовит!
— Как гибель?
— Гибель окончательную.
Пончикова мы застали расхаживающим по номеру в каком-то вдохновенном состоянии.
— Здесь носятся атомы. классического великого духа! — воскликнул он, крепко стискивая нам руки. — Друзья мои, угадайте, чем я занимался!
— Ну?
— Я создавал «метаморфозу», настоящую овидиевскую метаморфозу! И клянусь вам, что с этого дня я не буду писать иначе, как гекзаметром! Клянусь!
Он поднял руку в знак клятвы.
— Дай Бог, чтоб печатали!
Я приступил к моей «дипломатической» миссии.
— Бедный Ситников! — сказал я. — Вы слышали конечно?
Пончиков сделался мрачен.
— Я отдам его псу!
— Как псу?
— Вот я говорил вам! — подскочил на месте Благоуханский. — Я говорил, что они питают мрачные замыслы.
— Как псу?
— Решил и отдам! — мрачно повторил Пончиков, «словно фатум». — Телом раба я накормлю пса!
— Какой пёс? Где пёс?
— Пса они купили! — пояснил Благоуханский. — Мальчишка на верёвке вёл. Топить, должно быть. А они дали два сольди и откупили. Пёс слаб ещё?
— Я кормлю его сырым мясом, чтоб ожесточить! — мрачно и однотонно произнёс Пончиков и продекламировал гекзаметром:
«Пёс мой ретив и свиреп, ему нипочём разгрызанья».— У них уж и ода «на смерть раба» готова! — снова пояснил мне Благоуханский.
— И когда пёс будет его есть…
Лицо Пончикова вдруг сделалось кровожадным:
— Даже в этом будет своя красота!
— Но позвольте, это уж какое-то безумие!
Пончиков посмотрел на меня свысока и отвечал, взвешивая
— Это будет казнь патриция над рабом.
— Они в коридоре их затравят! — в ужасе воскликнул Благоуханский.
— Надо будет, в таком случае, предупредить Ситникова, пока пёс не разъелся. Пусть бежит и от пса и от «рябой формы».
Пончиков вдруг ни с того ни с сего взмахнул обеими руками и ничком, с «громовым» хохотом, повалился на постель, которая заскрипела и затрещала.
— Ха-ха-ха! Пусть раб спасается бегством!
И «дико нахохотавшись», он сказал нам:
— Господа, оставьте меня побеседовать с музами древних!
Ватикан
Даже «король джентльменов», «образец хорошего тона», король Эдуард VII не мог удержаться, чтоб не выразить на лице удивления, когда ему в Ватикане представили господина в средневековом костюме, раскланивавшегося по всем правилам этикета:
— Начальник дорог!
У Эдуарда VII едва не вырвалось:
— Каких?
А за месяц перед этим случилось происшествие, заставившее хохотать весь Рим.
Часовой у замка Святого Ангела звонком вызвал начальника караула.
По мосту Ангела ехала невиданная карета, вся в золоте, вся в шнурах, запряжённая шестёркой белых лошадей с жокеями, с залитым золотом кучером, лакеем, с расшитыми гайдуками на запятках.
Начальник караула, — молодой офицер, провинциал, недавно переведённый в Рим, — решил:
— Королева!
Приказал ударить в барабан.
Караул выстроился, звякнул ружьями и отдал честь приближающейся карете.
Из кареты с изумлением глядел на военные почести господин в высоком кружевном воротнике, бархатном колете и с широкой золотой цепью по плечам.
Несчастный офицер схватился за голову.
Королевские солдаты отдали почесть папскому придворному!
«Врагу»!
Офицера посадили на гауптвахту.
«Промах» вызвал общий смех.
Почему же мог знать бедняга-провинциал, что это едет с такой пышностью по Риму представляться вновь назначенный папский… начальник почт.
— Каких?
Папской области не существует, — но все должностные лица остались.
В ватиканских садах не дороги, а дорожки. Но имеется начальник дорог.
Папская почта упразднена 33 года тому назад. Но начальник почт остался.
Всё это требует себе соответствующего содержания, соответствующих почестей и соответствующих штатов.
Папе утром подаётся два яйца всмятку. Это главная его пища.
Персонал особой, папской, кухни состоит из ста человек.
Кухня имеет особое сообщение с покоями папы. Из кухни «блюда», по особой лестнице, несутся в «credenziera».