По Европе
Шрифт:
И вот наследник приезжал.
— Всё, всё цело! До последней ниточки!
Всё покрылось пылью, заржавело, заплесневело в сыром и тёмном доме.
И когда вынимали полысевшие шубы, от них поднимались тучи моли, и мех клочьями сыпался на пол.
Что это за съеденная молью страна Испания!
У них в ходу хвастливые поговорки:
— Кто не видал Севильи, тот не знает веселья.
— Кто не видал Гренады — не видал чудес.
Кто не видал Испании, тот не видал нищеты.
И ужас
— Мы — нищая страна. Мы — один из самых невежественных народов в Европе! — слышите вы от испанцев на каждом шагу.
Перед вами пробуждение страны. Одно из самых страшных пробуждений.
Под горячим солнцем страна долго спала.
Усыплённая канонами, меланхолическим звоном колоколов, окутанная голубыми клубами кадильного дыма.
Ей снилось небо и Святейшая Сеньора, которая молится за свою страну.
И вот она проснулась.
Проснулась голодной, нищей, опозоренной в последнюю войну.
Если вы встанете рано утром и пройдётесь на рынок, вы диву дадитесь:
— Как могут существовать эти несчастные люди?
Во всей Европе нет такой дороговизны на предметы первой необходимости.
Мясо, по расчёту на наши деньги и на наш вес, самое плохое — 30–40 копеек за фунт. Яйца — 75–90 копеек десяток.
Испанцы — вегетарианцы.
Это — страна, где мясо только снится.
Если бы не масса зелени, в Испании царил бы непрерывный голод.
Здесь не едят, здесь не питаются, здесь набивают желудок.
Цены доходят до смешного. В стране лимонов и апельсинов, — и те и другие дороже, чем в Москве.
Лимон от 6 копеек, апельсин 6–8—10 копеек штука.
И при всём этом земледелие ничего не выигрывает.
Всё съедают налоги.
— Со времени кубанской войны всё вздорожало вдвое, — объясняют испанцы, — всё, кроме заработков!
Мне пришлось беседовать с одним редактором-испанцем.
— Несомненно, мы накануне больших событий и великих перемен! — сказал он. — Мы переживаем страшный исторический момент!
— Карлисты готовят междоусобную войну?
Он отрицательно покачал головой.
— Не это! Что!.. Справьтесь о ценах на провизию. История готовится на базаре. Когда кило мяса стоит две с половиной пезеты, а яйцо тридцать сантимов, — страна накануне великих перемен. Дальше так существовать нельзя.
Промышленность, какая есть, в руках иностранцев. Самые доходные статьи земледелия — также.
Барселону так же можно назвать испанским городом, как Ливерпуль.
В Хересе, в Малаге вас поражает изобилие английских фирм.
Это не Испания, это — английская колония.
Все знаменитые виноградники принадлежат англичанам.
Но чаще всего вас поражает, — как заброшены естественные богатства страны.
В Гренаде показывают отделанные
— Всё это мрамор Сиерры-Невады! — с гордостью объясняют вам.
— А теперь что с этими ломками мрамора?
— Заброшены. Не разрабатываются. Нет предпринимателей. Нет денег.
Железные дороги ужасны, и их мало.
И эта красавица-страна умирает с голода на грудах сокровищ, которые подарила ей природа.
— Ваш город оживает, — сказал я знакомому испанцу, любуясь Гренадой со Священной горы.
В долине там здесь поднимались к небу трубы сахарных заводов, как когда-то поднимались минареты.
Он презрительно пожал плечами:
— Скажите лучше, Гренада от нас уходит. Всё это принадлежит иностранцам.
Государственные налоги съедают всё, так что людям мало что остаётся есть.
А если у них и остаются какие-нибудь гроши, — государство вылавливает и эти последние сантимы.
Страна беспрерывно весь год разоряется лотереями, которые каждую неделю разыгрывает правительство.
Испанской улицы, испанской толпы нельзя себе представить без двух типов.
Без стариков, которые кричат:
— Вода! Холодная вода!
И женщин, которые вопят:
— Лотерейные билеты! Вот лотерейные билеты!
Розыгрыш через несколько дней. Десятая часть билета стоит всего одну пезету.
Государство живёт тем, что беспрерывно обыгрывает народ.
Правительство и страна в Испании, это — не одно целое. Это два врага. Которые всё время борются. До сих пор победа была на стороне правительства.
Если требуется назвать самого непопулярного человека во всей Испании, — вы без ошибки можете сказать.
— Королева-регентша.
Мы шли со знакомым по Alcala [73] , одной из главных улиц Мадрида.
— Вот проехали король и королева, — сказал он.
73
Calle de Alcal'a — длиннейшая улица в Мадриде.
— Где?
— А вон! В коляске. Им никто не кланяется.
При мне возвратился с гастролей из Мексики знаменитый тореадор Мазантини.
В Кадиксе на пристани его встретила толпа в 5,000 человек.
Воздух дрожал от криков. Шапки летели над толпой.
Толпа кинулась к коляске, схватила Мазантини, хотела нести его на руках по улицам.
Нельзя сказать, чтобы испанцы не любили оваций.
Испанцы не любят королевы-регентши, которую зовут «австриячкой».
— Это иностранка! — говорит вся Испания.