По Европе
Шрифт:
Красивым жестом выкидывает свой красный плащ и, едва шевеля пальцами, заставляет его трепетать на солнце.
И когда разъярённый бык кидается, — Мазантини спокойно делает шаг назад и пропускает быка, словно любезно даёт дорогу проходящей мимо даме.
Никогда, в минуту смертельной опасности, он не крикнет тореадорам:
— Guerra! Guerra!
«Дразните! Отвлекайте быка».
Он повелевает взглядом и лёгким движением руки:
— Отойди!
— Приблизься!
— Отвлеките
Улыбка не покидает его уст. Спокойная, любезная, чуть-чуть высокомерная.
Он не играет с быком. Он гипнотизирует его своим плащом.
Самое страшное, что он делает, — это когда Мазантини закрывает себе грудь красным плащом и зовёт быка прямо на себя.
Бык, который стоит в двух шагах, кидается.
Цирк ахает от ужаса.
Но Мазантини сделал вовремя шаг назад, улыбаясь глядит вслед пролетевшему быку и двумя пальцами держит в воздухе красный плащ.
Это элегантно донельзя!
Наконец, бык окончательно разъярён этим красным плащом. Бык ничего не видит, кроме красного плаща.
Мазантини «пробует» быка.
Поднимает плащ, и бык поднимает голову. Опускает, и опускается голова быка.
Бык словно загипнотизирован.
Мазантини опускает плащ до самой земли.
Бык наклоняет голову, чтоб поднять плащ на рога, подставляя шею для удара.
Мазантини нацелился.
Плащ дрогнул. Бык ринулся с опущенными рогами.
И вся великолепная фигура Мазантини наклонилась между рогами быка.
Рёв вырывается у всего цирка.
Бык падает на колени. Кровь хлыщет у него изо рта.
Словно страшный бант, красная рукоятка в его шее. Только она видна: вся шпага в теле.
Мазантини никогда не унизится до игры с умирающим врагом.
Он стоит холодный и спокойный, как перед трупом противника, убитого на дуэли.
И когда бык валится на бок, — только взглядывает на «пунтильеро».
— Добей!
И отходит так же медленно, величественно и элегантно, как подошёл.
Что бы там ни говорили, но королём тореро остаётся Мазантини.
А говорят про него:
— Холоден.
Истинный любимец испанской публики сейчас Бомбита-Чико.
«Маленький Бомбита».
Публика кричит ему:
— Чикиджа! Чикитто!
«Малютка! Крошка!»
И любит его без памяти. Каждый его удачный удар вызывает взрыв радости у всех.
Это прелестный мальчишка. Отлично сложенный. Маленький, вертлявый, грациозный. Со смеющейся мордочкой. Ясными задорными глазами. С вечно оскаленными, великолепными зубами.
Он даже с быком играет, как с приятелем.
Если вы слышите, что гробовая тишина сменяется воплем восторга и снова гробовой тишиной, — это значит, что «играет» «чикиджа».
Этот весёлый бесёнок носится перед
У него есть свои «трюки», страшно опасные, им изобретённые.
Поднимая плащ, он заставляет прыгать быка. И десяток раз гробовая тишина сменяется бешеным «ole».
У быка бьёт пена изо рта. Бык осатанел.
А «чикиджа» наклоняется, чтоб погладить его по морде. Вдруг схватывает его за рога и не отпускает.
В конце концов, это становится страшно.
— Mata! Mata! — кричит цирк.
«Бей! Бей!»
Но удар — самое слабое место Бомбита-Чико.
Он слишком мал, чтоб нанести величественный удар, как Мазантини.
Он должен подпрыгнуть, чтоб всадить шпагу под рукоять.
А это сделает его похожим на бандерильеро. Это уже не великолепный удар эспада.
И Бомбита-Чико вертится почти на рогах у быка, чтоб этим безумием искупить, быть может, некрасивый последний удар.
— Довольно! Довольно! Убивай! — кричит измученный цирк.
— Убивай! Перестань! — кричит ему вся квадрилья.
— Убивай! — в ужасе кричат товарищи из-за барьера.
Президент боя машет из ложи платком:
— Убивай же
Бомбита-Чико подлетает на воздухе.
В этот момент он похож на Меркурия, несущегося на землю.
И шпага впилась в шею ревущему, стонущему, мечущемуся быку.
Цирк ревёт от радости, что уцелел любимец. Пусть удар был не по всем правилам, но он был так красив!
Конхито, тоже знаменитость, и превосходный эспада, самая бледная из фигур испанского цирка.
Храбр он?
Как Бомбита-Чико.
Бьёт по правилам?
Как сам Мазантини.
Он напоминает тех добросовестных артистов, которые все играют прекрасно, но ничего блестяще.
— Ах, добросовестность! Смертный приговор там, где нужен талант! — говорил мне один артист.
Конхито делает то же, что делают все. Но в нём нет блеска Мазантини и веселья «чикиджа».
Он пропускает мимо себя быка, но не с той элегантной вежливостью, как Мазантини. Он играет с быком, но это его не забавляет, как Бомбита-Чико.
Он не король и не мальчишка. Он ремесленник в искусстве убивать.
Превосходный ремесленник. Почти художник.
Но только почти…
Англичане, сидевшие рядом со мной, были в восторге от Конхито:
— Какое спокойствие! Вот это тореадор!
Испанцы аплодируют вяло и не прощают ни одного некрасивого движения, свистя так, как они никогда не свищут Мазантини и Чико.
Холодному и жестокому народу может понравиться этот убийца, но не пылкому и увлекающемуся народу — артисту, любящему блеск, красоту позы, требующему от храбрости ещё и ослепительной бравады.