По гамбургскому счету
Шрифт:
– Ты думаешь их количество будет расти?
– Не исключено.
– Но прошло три дня, и больше нападений не было, – усомнился прокурор Альтоны.
– Это означает одно из двух: либо он уже удовлетворил свою криминальную страсть, либо просто не может подобраться к нужной лодке!
Почински принялся ходить по кабинету, заложив руки за спину.
– Скажи, а что из себя представляют эти лодки? – спросил я, понимая, что эту версию полиция уже наверняка отработала.
– Обыкновенные фишботы. Все разные, но есть одно любопытное обстоятельство…
Я сразу навострил уши. Почински заговорил неохотно. Я вторгался в область процессуального
– Их регистрационные номера очень близки. Фактически идут подряд. Странное совпадение. Крипо из комиссариата сейчас прокачивают эту тему. Послушай, Хельмут, я жду от тебя описания модели осознанных действий преступника, особенностей его логики и поведения. То, что можешь подсмотреть только ты. С исследованием материалов дела мы справимся сами.
– Тут одно связано с другим, – возразил я, – мои выводы сейчас мало чем обогатят дознание, если я не свяжу все особенности поступков этого человека. А для этого мне надо сперва самому кое в чём разобраться, и кое-что проверить. Я доложу тебе выводы, а не предположения.
– Хорошо! – сказал прокурор решительно. – Разбирайся! Я дам тебе в напарники своего помощника. Он участвует в прокурорском расследовании на законном основании. Но ты должен помнить, что только спрашиваешь, никаких других действий! Иначе адвокаты убийцы потом развалят дело.
Я утвердительно кивнул.
– Эй, рыжий! Загляни ко мне! – Крикнул Почински через стеклянную стенку.
Ханс-Михель через минуту предстал перед шефом.
– Вот что, – заговорил прокурор, стараясь не выдавать в себе нарушителя закона, – ты поступаешь в распоряжение этого криминал-психолога. Все действия, разумеется, только в рамках правовых полномочий. Понял? И никакого поиска улик без моего ведома.
Ханс-Михель кивнул.
– А что мне нужно делать? – спросил он.
– Клингер тебе скажет. Но помни, что именно ты представляешь закон, психолог только наблюдает и анализирует.
Почински перевёл на меня взгляд.
– А от тебя я жду завтра полный отчёт, – сказал он властно.
– Хорошо. Позволь мне взглянуть на фото отпечатка ноги того типа.
Прокурор открыл ящик стола, и вытащил фотографию из экспертного отчёта.
– Вот, смотри! – сказал он. – Трассологи установили размер обуви. Сорок второй. По таблицам Майера, с учётом коэффициента предполагаемого возраста, его рост должен соответствовать 175–180 сантиметрам. Есть и поправки, но мы их пока не рассматриваем.
Я разглядывал снимок. Кто-то впечатал ножку в песок точно ревнивая жена поцелуй в прощённого мужа. Крепко, задиристо, глубоко! Все видно в этом отпечатке, всё читается. А каблук какой! Просто шедевр начертательной геометрии в трёхмерном пространстве.
Знаете ли вы, что на немецких ботинках вообще впервые в мире стали использоваться пластиковые каблуки? Даже если американцы обошли нас и в этом, всё равно таких каблуков как в Тюркхайме в мире больше не выпускает ни одна фабрика!
Говорят, они пошли на какую-то модель Ллойдов. У меня тоже хранится пара Ллойдов от отца. Вот это ботинки! Со штафиркой мягкой, как губы девчонки, со стальными люверсами и подошвами,
Глава 2
– Времени у нас мало, а сделать нужно многое, – говорил я Хансу-Михелю, когда мы спускались по лестнице, – первым делом хочу осмотреть лодки, начнём, пожалуй, с этого.
– Лодку Малича забрали куда-то на специальный склад. На ней – следы крови, и лодка требует особого хранения. Я даже не знаю где этот склад. Лодка Гроссмайера стоит у причала Вассершульцманов. Если мы туда поедем, то потеряем уйму времени. Остаётся лодка Хелены Висман. Это близко отсюда, но надо разыскать хозяйку, – медленно печатая слова языком сказал помощник прокурора.
– Ну что ж, едем к ней!
– Сразу задам вопрос, – продолжил Ханс-Михель, – протокол осмотра заполнять?
– Забудь, – сказал я тихо, – мы не проводим следственных действий. Просто я слышал, что у матери нашего потерпевшего есть лодка, а я как раз собирался купить фишбот. Может быть, мы с ней договоримся в цене?
Рыжий улыбнулся. Его кошачья натура получила бумажную мышку на ниточке.
Висманы жили в мрачном двухэтажном доме на краю старого, ещё довоенного сада. Нам открыла бабушка Юргена, и долго объясняла, что фрау Висман отсутствует, а про внука ей ничего не известно. В ход пошли какие-то стратегические хитрости.
Ханс-Михель просто вспыхнул изнутри. Он, видимо, обожал такие штучки, и сразу решил показать, что против его коварства любая даже самая изощрённая ложь выглядит как детская шалость. Уж не знаю, что он такое говорил старушке, когда они пошли на кухню, но через десять минут она с готовностью отправилась показывать нам злосчастный гараж с лодкой.
Едва мы оказались внутри, рыжий посмотрел на меня с нажимом. Его взгляд будто возвещал: «Действуй! Теперь твой выход, господин психолог».
Я осмотрелся. Лодка была двухцветной: серой сверху и синей снизу. Предполагаемую ватерлинию отмечала аккуратная красная полоса. Кроваво-красная. Пожалуй, слишком яркая для сочетания цветов, которые выбрала для своего судна фрау Хелена Висман.
Было видно, что серая краска выглядит моложе синей. Я осмотрел лодку и окончательно в этом убедился.
– Давно ли вы её красили? – спросил я слегка растерянную фрау Висман-старшую.
Бабушка Юргена уже открыла было рот, но что-то сдержало порыв её откровенности, и она сказала: «Не знаю». Видимо «свободу слова» по известной причине ей приходилось согласовывать с дочерью.
– Впрочем, это не так важно…, – заметил я, продолжая разглядывать лодку. – А вот это уже интересно!
Я вцепился взглядом в едва приметную надпись на борту, выполненную тиснением от какого-то клише, и густо закрашенную серой краской. Буквы едва проступали сквозь скользкий слой краски, похожей на яблочную кожуру.