По грехам нашим. В лето 6731...
Шрифт:
Я успел подумать, что вот она — междоусобица — два боярина за землю воюют. Все еще не воспринимая происходящее как реальность, страха не ощущал. А вот азарт был.
Я поднял валяющийся щит одного из нападающих, а пистолет вложил в кобуру. Мой противник пошел кругом по часовой стрелке, я же повторил его маневр, но уже в другую сторону. Мы смотрели друг на друга, вычисляя каждый шаг и ожидая атаки. Разделяющие нас три метра могли сократиться двумя выпадами.
Сделав три круга, я стал терять терпение, но начинать схватку самому не хотелось. Если Вышемир не атакует, то его сюрприз именно в защите. Но похулиганить можно.
Отскочив, я закрылся щитом и выставил свою саблю Я ждал атаки от Вышемира, но ее не последовало. Мой соперник кричал от боли и не мог сделать шаг. Удар щитом по ладыжке или голени, если эта часть не была защищена — кость ломалась без особых проблем.
Играть в благородство я не стал. Противник, лишенный маневра — легкая добыча. Я подскочил и нанес удар в голову — противник выставил свой меч, но не смог его отвести и удар, и он добрался-таки до шлема. Не столько осознавая, сколько чувствовав, растерянность Вышемира, я нанес сильный удар под колено левой ноги и несостоявшийся муж моей Божаны, начал заваливаться на бок, теряя последнюю надежную опору. Точечный удар в горло закончил жизнь десятника.
— На колени! — заорал я остолбенелым разбойникам.
Они попятились.
— Бросить збрую и на колени! — еще раз прокричал я звериным голосом и пошел на кучкующихся, отбросив щит.
Двое ватажников бросили мечи и стали на колени. Это и прорвало уверенность в себе у остальных. Из собравшихся пятнадцати на ногах остались трое. Один оказался лучником. Я не успел среагировать на выстрел. Когда стрела ударила в грудь и не пробила доспех, а я практически не покачнулся, разбойники впечатлились, как и остальных, двое татей на ногах. Теперь уже все были на коленях.
Тот же, кто стрелял, должен был умереть. Достать засапожник я не додумался, метнуть в стрелка саблей не получится, он же уже достал новую стрелу. Пистолет — выстрел, кто стоял на коленях от грохота попадали в грязь, лучник же с аккуратной дырочкой в голове валится. На адреналине я и не задумался о прицеле, скорости, все произошло так, как будто контроль над моим телом был перехвачен.
Прирост в казне, прирост в семье
Глава 16. Прирост в казне, прирост в семье
— Доложить о потерях! — прокричал я. Молчание.
— Далемир, пораненые, посеченые есть? — еще громче прокричал я.
— Так не ведаю я, — растеряно сказал Далемир, который стоял всего в нескольких метрах от меня с выпученными глазами.
— Так узнайте! — сказал я и понял, что нужно присесть. Ноги начали трястись и это только начало отката, могу и свалится.
— Да свяжите татей! — сказал я и скоро уселся прямо на грязную землю.
«Может плитку положить, дорожки да аллейки?» — подумал я, как был жарко
— Корней Владимирович, — обратился Далемир. — Степана пасекли, да Тихон паранены.
Получается, один убит, один ранен. Думал, что во мне сейчас все перевернется, стану корить себя, что люди, доверились мне, а я не уберег. Но… ничего. Полного безразличия не было, огорчение, что два воина частично или полностью выбыли из строя. Я даже начинал себя нагнетать, накручивать, что нельзя так, не человечно. Но никто вокруг не занимался самоедством и даже не горевал. Напротив, высказывались, что Степан хорошо ушел, как воин. О времена, о нравы!
Только через полчаса прибыли Филип с Гаврилой и стали вести бурную деятельность. Опрашивать схваченных, делать, что называется, экспресс-допрос. Я же выпил из своей аптечки пару подходящих таблеток вышел во двор.
— А ну досыть! — прокричал я. Все посмотрели на меня.
— Ты, Корней выпей да зупакойся, далей мы, — наставлял меня Гаврила.
— А ты кто, каб у маем доме хозяйничать? То мой скарб и збруя и тати, — сказал я и демонстративно вытащил саблю. — Ты где был? Пришол, когда татей повязали и головой назвался.
— Так, друзи, досыть, усе твае, треба познать, где гнездо ватаги, — пытался сглазить ситуацию Филипп.
— Добре, но я иду с вами, да и с Вышемиром мы порядились — он мне земли повинен, — сказал я и пошел к своим людям.
Дальше было достаточно просто. Мы разделились, и часть пошла логово ватаги чистить, узнать расположение которого не составило труда. Я отправил Далемира с Николой и Лавром туда же, и посмотреть и чтобы доля в добычи была не зажата. А я с десятком Филипа пошел в усадьбу Вышемира. Боярин умер, да здравствует другой боярин! Только оставалась сложность — десятилетний сын у убитого мной десятника. Убить его нельзя по всем соображениям, и, дело не только в гумманости. Одно дело — поединок со взрослым мужчиной, который пришело тебя убивать, другое ребенок. Вот только как быть с ним?..
В усадьбу взяли приспешников Вышемира, чтобы они объявили народу наши договоренности. Особенно было некого звать, не перед кем отчет держать, но свидетели сделки неполноценно, но всеже легитимизировали мои претензии на земли Вышемира.
Я потребовал тиуна и старосту срочно доставить пред мои очи. Уже через десять минут во дворе усадьбы два человека представились управляющими.
У Вышемира была усадьба и одна деревня, но в целом проживало людей больше моего. Всего, как мне сообщил подхалим тиун, более 350 человек, тогда как староста назвал точную цифру в 397 человек холопов и два десятка закупов. Смердов на его землях не было. Про скотину тиун и вовсе не мог ничего сказать, в то же время староста знал досконально хозяйство селения и большую часть усадьбы.
— Староста, как нарекли тебя? — спросил я.
— Так Макарий я! — ответил он. — В закупах я.
— Служи тиуном и за три года выйдешь из закупов, а ентого — гнать в зашей, — распорядился я и пошел в дом.
Предстояло самое сложное — сын. Церемониться я не собирался — пусть парень сам решает.
— Я Корней, сосед был твой, зараз хозяин земель твоих. Ты можаш жить со мной и нужды не буде, а мужам станеш и долю у поместье дам, альбо иди куды хочаш. Серебра дам сколько унесешь. А станеш жить со мной— нужды ведать не будеш, — поставил я условия ребенку и собрался уйти.