По кромке двух океанов
Шрифт:
О таймырском янтаре я уже слышал раньше. Больше того, у меня в коллекции есть кусочек такого янтаря, найденного на берегу Большой Хеты. Таймырский янтарь не похож на своего балтийского собрата, по крайней мере тот образец: он весь в натеках, как бы волнистый, без обычной корочки выветривания.
Помимо перечисленного в газетной заметке еще есть на Таймыре залежи известняка. Открыты месторождения мышьяка, сурьмы и ртути. На территорию округа вклинивается Тунгусский угольный бассейн. Геологи обнаружили на Таймыре железные руды, сходные с рудами Курской магнитной аномалии. Есть залежи поваренной соли. В Нордвик-Хатангском районе солью сложены целые сопки. В годы
О том, что на Таймыре есть металл не только вблизи. Норильска, но и подальше от него, например на берегах Пясины, говорят удивительные находки ленинградских археологов. В верховьях этой заполярной реки, тоже могучей, как и все реки на Крайнем Севере, среди прибрежных песков, напоминающих прибалтийские дюны, ученые обнаружили множество небольших бронзолитейных мастерских. Радиоуглеродный анализ показал, что металл здесь выплавляли два с половиной тысячелетия назад. Необычайная находка перевернула представления ученых о древних, населявших Таймыр народах, в отсталости которых они были уверены. Тигли, застывшая бронза, литейные формы, бронзовые наконечники стрел, железный нож с бронзовой рукояткой, кострища, черепки посуды, остатки жилищ — все говорило о том, что на берегах Пясины люди жили уже в то время, «когда Ромул основал Рим».
«Аннушка» летит низко, и мне отчетливо видна тундра, бесконечное утомительное чередование озер, речек, болот, залитых водой. Тундра рассечена узкими, темными полосами, как будто под нами какой-то фантастический железнодорожный узел и рельсы то сходятся, то разбегаются в стороны. Это следы, оставленные в лишайниковом покрове вездеходами и тракторами. А ведь лишайники — олений корм — в тундре растут до обидного медленно — на миллиметр, на два в год.
Общественность с каждым годом все активнее вмешивается в судьбу диких оленей, стараясь сохранить и приумножить стадо. Несколько лет назад на Дудинке провели специальное совещание, в котором приняли участие представители нескольких научно-исследовательских институтов страны. Совещание пришло к выводу о необходимости создания на Таймыре специального государственного промыслового хозяйства — учреждения, которое регулировало бы численность животных. Такое хозяйство уже создано на Аваме.
Но прежде всего нуждается в защите сама тундра, та первооснова, от состояния которой зависят и поголовье оленей, и пушной промысел, и сохранение находящихся на грани истребления видов животных и птиц, таких, как белый медведь или краснозобая казарка, которая водится только в нашей стране, и преимущественно на Енисейском Севере. Кроме всего прочего тундра нуждается в защите как объект научных исследований, как один из неповторимых ландшафтов, как эталон природы.
Лучше всего решить эти задачи можно, создав в тундре крупный заповедник. Об этом сейчас приходится говорить во весь голос, потому что обычные возражения хозяйственников, сводимые к стереотипной фразе: «Тундра сама является естественным заповедником», явно устарели и показали свою несостоятельность.
Все биологические процессы на Крайнем Севере протекают гораздо медленнее, чем, скажем, на Украине или даже в Вологодской области. Природа на Севере отличается неторопливостью. О ягеле — основном корме оленей — уже говорилось. Кроме всего прочего лишайники, которые вырастают на камне даже после того, как их оттуда соскоблили ножом, плохо переносят загрязнение воздуха, поэтому в заполярных городах и поселках «оленьего мха» практически уже нет. Гораздо медленнее, чем в средней полосе страны, развивается на Севере рыба. Растения
Вопрос о создании заповедника на Таймыре впервые подняли з 1948 году известные исследователи и знатоки тундры Б. А. Тихомиров и В. М. Сдобников. Место для заповедника они выбрали в районе наиболее крупного на полуострове озера Таймыр, включив в охраняемую зону самый северный в мире лесной массив — остров лиственничного редколесья среди сплошной тундры в урочище Ары-Mac. (Сейчас там работает стационар Ботанического института Академии наук СССР.) Осуществить проект, к сожалению, не удалось, и через некоторое время ученые находящегося в Норильске Института сельского хозяйства Крайнего Севера внесли новое предложение: отвести для заповедника территорию в бассейне реки Пясины.
Однако вопрос о заповеднике решен не был, и несколько лет назад на Таймыр вылетела еще одна экспедиция, состоящая из ботаников, охотоведов, биологов. Они обследовали бассейн реки Логаты — еще одно место, где, по их мнению, можно и нужно создать заповедник. Красноярский краевой Совет вынес решение об организации в бассейне реки Логаты Таймырского заповедника площадью примерно в миллион гектаров. Это чуть больше одного процента территории округа.
…Самолет по-прежнему бросает. Три раза мы уже садились на какие-то озера вблизи маленьких палаточных лагерей, геологи оставляли там часть своего груза, тюк или ящик, и мы снова поднимались в воздух. Сейчас идем на посадку в четвертый раз.
— Часа два тут задержимся, — говорит первый пилот, как только мы подруливаем к берегу огромного озера.
Оба пилота легко спрыгивают с крыла на рыхлую торфяную землю и с интересом наблюдают, как бородатые геологи таскают на своих спинах многопудовые ящики.
На берегу сушатся сети, стоят три летних, с берестяными покрышками, чума, носятся лохматые собаки с закрученными бубликом хвостами — оленегонные лайки, с любопытством разглядывают незнакомых людей чумазые, полуголые ребятишки.
Несколько человек в малицах с откинутыми назад капюшонами тороплртво гребут на лодке к берегу.
— Здравствуйте, — раздаются голоса.
— Рыбка ловится? — спрашивает второй пилот.
— Есть маленько, — уклончиво отвечает тот, что постарше. Он переводит взгляд на меня и улыбается. — А я тебя, однако, помню. Ты у нас уже был однажды, когда на двух лодках ехал в Боганиду. Пять человек вас тогда было, нет, шесть. Одна женщина, между прочим. Правильно я говорю?
Совестно признаться, но мне никак не удается вспомнить, кого мы тогда встретили у истока вытекающей из озера Боганиды. Помню несколько балков на берегу, долган в национальных одеждах, учителя, насквозь светящийся изнутри летний чум, где нас наскоро угощали великолепным малосолом из нельмы…
— Не помнишь?… Ай-я-яй, какая плохая у тебя память! — сокрушается старик.
— А вы здесь рыбачите? — спрашиваю я, стараясь поскорее переменить тему разговора.
Мой собеседник глубоко кивает головой с давно нестриженными черными волосами.
— Из хетского совхоза мы. В конце мая еще на олешках приехали. Неважно, однако, ловится. Лабаз-озеро еще льдом закрыто, на Тонском ловим.
Каюсь, не узнал и озера. Да это и не удивительно: озеро огромное, мы высаживались тогда на южном его берегу и через два дня, надув резиновые лодки, поплыли искать проход в вытекающую из него Боганиду.