По кромке двух океанов
Шрифт:
Несколько лет назад, когда я был в Якутске, мне попалось на глаза интервью с заместителем председателя Совета Министров республики И. Я. Куняевым. Как и корреспондента, который вел с ним беседу, его волновала судьба Тикси — порта, флота, поселка. Тикси должен сохранить свое значение как база снабжения речного флота на трассе Северного морского пути, как ремонтно-отстойный пункт, как гидрографическая база…
Об этом интервью я вспоминаю, когда уже под вечер иду на «полярку», как здесь запанибратски называют приемную станцию Тиксинского радиометцентра. Станция стоит
— Здорово замерзли? — спрашивает начальник станции Анатолий Вениаминович Ярлыков. — Сейчас согреетесь. Чаем напою.
Говорят, что в доме, где мы сидим, когда-то жил Иван Дмитриевич Папанин. Домов на станции целый поселок, много похожих друг на друга, и, возможно, поэтому некоторые из них носят имена: Кукуй, Конюшня, Желтый, Веселый. На «полярке» останавливались папанинцы Кренкель и Федоров, полярные летчики Мазурук и Черевичный, не так давно побывал на станции космонавт Быковский.
— Популярная точка, — улыбается Анатолий Вениаминович. — Чай готов, прошу к столу.
До чего же приятно после стужи попасть в тепло натопленную комнату, раздеться, пить крепкий, горячий, хорошо заваренный чай и слушать, как за окном свистит уже безопасный для тебя ветер и стонет близкое море.
— Ну и ветер сегодня! И какой холодный, — говорю я. Начальник станции поднимает на меня удивленные глаза.
— Разве это ветер? Разве это холод? Вот в конце февраля у нас был полсотни градусов морозец да ветерок шестьдесят метров в секунду. И так трое суток кряду. Все в поселке, понятно, на своих местах оставались, где их непогода застала. У нас в Тикси по учреждениям и предприятиям всегда из продуктов хранится. Раскладушки, бельишко кое-какое, чтобы люди переспать могли. Выйти на улицу нельзя — верная смерть…
Странно даже: чем дальше я продвигаюсь на восток и чем ближе середина лета, тем становится студенее, В средней полосе, на юге, да всюду, кроме этой непонятной Арктики, к середине лета становится жарче, а здесь наоборот. В июне в Мурманске было куда теплее, чем тут в июле. Нигде на всем уже довольно длинном и продолжительном пути я не встретил такой отвратительной погоды, как в Тикси.
— Ничего, — утешает меня Анатолий Вениаминович, — еще и потом изойдете, и комарики вас покусают в свое удовольствие…
— На востоке от Тикси?
— Именно. Уже в Чокурдахе будет куда теплее, чем у нас… Вы откуда летите? И побывали на Диксоне? У меня там мать работает, поваром. Может быть, она вас кормила.
— А вы в Арктике давно?
— С тридцать восьмого. Начинал тоже на Диксоне. Потом два раза съездил в Антарктиду, радистом. В Йеменской Арабской Республике был в длительной командировке. Советский Союз
В комнату без стука вбегает молоденькая девушка в ватнике и вязаной шапочке, из-под которой выглядывают завитки белобрысых волос.
— Я сейчас эти замеры проведу, а больше не поеду! — заявляет она сходу. — Трещины! Без конца объезжать приходится!
— Да, опасно, — говорит начальник станции. И, повернувшись ко мне: — Они ходят до самого сноса льда, а у берега лед уже тонкий. Там у нас барометры установлены. Берем пробы воды с разных глубин, измеряем температуру. Мы измерим, другие измерят, а в итоге — прогноз, когда растает лед.
— Неужели он до сих пор не весь растаял?
— А вы не видели? Есть маленько. Очень трудная весна. Пользуясь случаем, спрашиваю у Ярлыкова, что там на бывшей полярной станции острова Сагэстыр.
— По-видимому, скоро перестанет существовать, — он тихонько вздыхает. — А жаль. Это ведь станция первого Международного полярного года — с августа 1882-го по август 1883-го. И работали на ней известные ученые. Доктор медицины зоолог Александр Александрович Буиге, помощником у него служил геолог Толль… Да, да, тот самый Толль. После они вдвоем исследовали Новосибирские острова.
Некоторое время начальник станции молчит, очевидно что-то припоминая.
— У нас остались и другие свидетели прошлого. Например, кресты на мысе Маяк. На одном кресте вырезано «1880», на другом — «1890»… А чьи они, бог их знает… В дельте Лены есть урочище Американхая. «Хая» — по-якутски «гора». Там тоже стоит полуистлевший крест, очень памятный, между прочим. С надписью на английском языке. Надписи той уже не прочитать, но она воспроизводилась в книгах: «Памяти двенадцати офицеров и матросов с американского полярного парового судна «Жанетта», умерших от голода в дельте Лены в октябре 1881 года»…
…На Тикси замыкаются все полярные станции. Восемь раз в сутки здесь принимают весь комплект сведений о погоде. Сюда поступают данные с метеостанций Новосибирской, Ташкентской, Хабаровской зон. Шлют свои данные Гренландия, Исландия, Швеция, Норвегия, Польша. Все это наносится на синоптические карты, по которым составляется прогноз погоды.
Мы заходим в аппаратный зал. Он в комнатных цветах и поэтому как-то по-домашнему уютный. Все жизненные центры его надежно упрятаны в ящики зеленого цвета — приемные радиостанции — с бесчисленными глазками, кнопками, приборами. Все это живет, мигает то зеленым, то красным, сияет эмалью и шевелит усами стрелок.
— Принимаем радиограммы о состоянии ледовой разведки, — продолжает рассказывать Анатолий Вениаминович. — С судами поддерживаем связь, получаем от них диспетчерские донесения, частную корреспонденцию… Сегодня много писем? — обращается он к вахтенному.
— Хватает, — отвечает молодой человек с наушником, лихо прижатым к одному уху. — Все больше поздравительные. Кто с днем рождения, кто с законным браком. Один чудик с северной «полярки» стихи сочинил, хочет, чтобы его подруга прочитала.