По льду

Кострова Анна

— Где они? — глухо отозвался Коля. Он не смог ее защитить, отчего чувствовал себя виноватым.

— Спроси лучше у своего отца, — бросил напоследок Казанцев.

Дверь захлопнулась. Павел Петрович испарился так же мгновенно, как и появился в таунхаусе, оставив после себя пустоту. Точнее, огромную дыру в душе. Николай чувствовал себя паршиво, как никогда ранее. То, что поведал ему Казанцев, никак не укладывалось в его голове. Почему же Аня раньше ничего говорила? Если бы он только знал правду, то представлял бы серьезность сложившейся ситуации и ни за что бы не

оставил ее в таунхаусе. Немедля он бы увез ее в безопасное место, и не случилось бы всего этого.

Отпрянув от стены, Николай подорвался с места и направился к отцу. По дороге он встретил всполошенную Екатерину Андреевну, которая накрывала на стол, и чуть не сбил ее с ног. Однако ничего его не волновало на данный момент так сильно, как вскрывшаяся правда. Яростно распахнув дверь отцовского кабинета и застав его в кресле со сложенными у подбородка руками, Николай переступил порог.

— С утра не в духе? — спросил Александр Юрьевич, ничего не подозревая.

— Как ты можешь сохранять спокойствие, когда снова вонзил нож мне в спину? — фыркнул Николай, рукой смахнув папки со стола.

— О чем ты? — Литвинов-старший недоуменно изогнул бровь, однако дернувшийся левый глаз выдал его лукавство.

— В каком заведении сейчас завтракают Морозов и Аня? Говори быстро.

— Откуда ты… — начал было отец, но, поразмыслив, все понял. — Казанцев тебе все рассказал. Вот подлец! Напоследок подложил мне свинью, — старческая рука ударилась о колено.

— Да, он пытает дикую неприязнь к тебе. Но он хотя бы был честен со мной, когда мы столкнулись в коридоре. Как ты посмел это сделать, зная правду? Ненавижу тебя!

— Успокойся, пожалуйста, и позволь мне все тебе объяснить. Это не то, что ты думаешь, — принялся оправдываться Александр Юрьевич.

— Звучит как в дешевых мелодрамах! И что же ты мне объяснишь?

— Я отправил ее на обычный завтрак, после которого она вернется домой. Мне нужно выбить из него все признания. А сделать это может только твоя девушка, — Александр Юрьевич встал с кресла и подошел к сыну. — Вчера вечером мне позвонил Морозов со странным предложением. Он согласился отдать мне проект взамен на то, что я организую ему завтрак с Аней. Я согласился, но попросил Аню об одолжении: она запишет их разговор на диктофон на случай, если Морозов решит дать заднюю. Вот и все.

Тон Литвинова-старшего был предельно спокойным, будто бы он действительно верил в честность и благие намерения своего оппонента. И Николай не верил своим ушам. Наивность отца убивала его.

— Ты на самом деле настолько глуп? — сжав челюсти, спросил Коля. — Наивно полагаешь, что Морозову был нужен только завтрак? Ты до сих пор не понял, что все это время принимал участие в спектакле, который тот решил разыграть? — с каждым вопросом он заводился сильнее и был готов проломить стену кулаком из-за возрастающего пыла. — Он просто хотел забрать то, что принадлежит только ему, понимаешь? И ты легко отдал ему желаемое, — последние слова прозвучали с отчаянием.

Литвинов-старший тяжело сглотнул. Он все прекрасно сознавал, просто прикрывался глупой отмазкой. Он намеренно

отправил Аню на этот завтрак, предугадывая последствия, но надеясь на лучшее. Александр Юрьевич был готов разбить любовь сына вдребезги ради коммерческой прибыли. Ведь девушка в его понимании — уходящее и приходящее, а деньги — то благо, с помощью которого можно приобрести все: счастье, друзей, роскошную жизнь и даже любовь. Литвинов-старший всегда все мерил деньгами. Но не учел того, что Коле не нужны были эти бумажки.

— Это ты во всем виноват, — Николай обернулся и ткнул отца пальцем в грудь. — Это из-за тебя девушка, которую я смог полюбить и благодаря которой я увидел мир во всех красках, сейчас находится в опасности. Девушка, которая научила меня доверять, сейчас сидит в каком-то кафе со своим ночным кошмаром. А я не сдержал свое обещание.

— Прости, — упавшим голосом произнес Александр Юрьевич.

— Слишком поздно для извинений. Они нужны не теперешнему мне. В них нуждался тот маленький мальчик, которого ты посадил на цепь, словно подручного пса, — оттолкнув отца, сказал Коля. — Сегодня ты исчерпал свой лимит доверия и прощения окончательно. У меня есть мужество на то, чтобы играть в хоккей и любить. Но я никогда не прощу тебя.

— Амели, — невыразительным тоном отозвался отец.

— Что? — переспросил Николай.

— Они завтракают в этом кафе.

***

Дождь барабанил по лобовому стеклу, выстилая белую пелену, и включенные дворники уже не справлялись со своей задачей. На проспекте образовался затор из-за плохой видимости, и Николай раздражался каждый раз, когда приходилось останавливаться на светофорах. Он подпирал левую щеку рукой, облокотившись на водительскую дверцу, и нервно стучал по рулю. Звонкий сигнал раздавался и по салону, и по проспекту. Однако это никак не продвинуло его мазерати в большом потоке машин.

Коля злился, потому что на часах было только восемь утра, а дорога была загружена. И надо же было всем в официальный праздничный день встать ни свет ни заря и выехать на главный проспект. Пока он стоял на светофоре, очень много думал, отчего голова начала гудеть, будто бы ее ежесекундно набивали ватой. Мысли нескончаемым потоком крутились в его сознании и пронзали до дрожи в теле. Для Морозова это не просто завтрак. Это отличный повод увезти ее обратно и заточить в своей башне. Голос Казанцева до сих пор эхом отдавался в ушах, будто бы тот сидел рядом и без остановки твердил эту фразу.

Наконец загорелся зеленый, и Николай выжал педаль газа до упора. До кафе оставалось совсем немного. Он лавировал среди машин и получал вслед рваные звуки клаксонов. Но ему было плевать. Он должен успеть, пока не стало слишком поздно.

Притормозив у кафе, Коля вылез из машины и помчался к двери. В панорамных окнах виднелся приглушенный свет круглых подвесных ламп и пустые столики с мягкими диванами и декоративными подушками. Он пытался не накручивать себя раньше времени и заглянул внутрь, встретив у входа вежливого администратора.