По лезвию ножа, или в погоне за истиной
Шрифт:
— Да, конечно.
— Сегодня в 18.00, — в трубке раздались гудки отбоя.
Я пришел на 10 минут раньше назначенного времени, Варгота еще не было, и я заказал графин водки и соленья.
— Привет, Зергос! — глаза Варгота горели, а на губах играла почти счастливая улыбка, таким я его еще не видел. Он налил себе треть стакана водки и одним махом опрокинул содержимое в рот. — Господин наконец-то утвердил новую жертву, эта сука давно стоит у нас поперек дороги!
— Зергос, прости, но я не понимаю, о чем идет речь?
— А Наставник тебе ничего не объяснил? Ну извини, мне лестно, что он доверил мне эту миссию. Чаще всего мы приносим в жертву разных животных, но иногда — и это большое событие для нас — в жертву приносятся люди. Это великое дело, в ходе которого высвобождается огромное количество магической энергии, мы становимся намного сильнее. Кровь
В этот раз случай вообще особый. Одна сука всерьез стала досаждать нам. Она работает инспектором в Детской комнате милиции. Один из наших недостойных братьев год назад случайно проговорился ей о том, в какой организации состоит, и она начала следствие. Мало того, что она нарыла много чего для нас неприятного, так еще и забрасывает письмами свое начальство с требованием создать следственную группу по нашему поводу. Более того, эта сука — хрюс и тайно посещает Церковь Распятого. Мы пытались сыграть на этом, сообщив информацию ее начальству, но она на хорошем счету, и ее даже не наказали за то, за что еще лет десять назад вышибли бы из милиции со свистом. Через три дня будет главный праздник у хрюсов [12] , в который нам и велено расправиться с этой стервой.
12
Речь идет о Пасхе, которая в 1983 г. была 8 мая по новому стилю.
— Я обязательно буду, — сказал я спокойным тоном.
— Ты даже не представляешь, насколько удивительно это событие! — глаза Варгота горели от возбуждения. — Иначе бы ты не был таким спокойным. Пока, до встречи, о времени сбора я позвоню дополнительно, — он допил остатки водки прямо из графина и стремительно вышел.
В назначенный день — 8 мая — все собрались в знакомом месте в Красницах лишь под утро. Незадолго до этого на чьей-то машине привезли связанную женщину лет 35 с кляпом во рту. Лицо ее было вполне спокойным, глаза прикрыты. Служба началась своим чередом, пока женщину не вывели в середину круга, поставили на колени и вытащили кляп из рта. Она молча смотрела прямо перед собой, губы что-то шептали.
— Ты будешь жить, если отречешься от Христа и принесешь клятву верности сатане, — медленно произнес жрец Мирт.
— Развяжите мне руки, — потребовала незнакомка.
— Хорошо, — скривился в усмешке рот Мирта, он не торопясь снял веревки с рук пленницы.
Она медленно перекрестилась, сложила крестообразно руки на груди и начала громко читать молитву:
— Верую во единаго Бога Отца Вседержителя… [13]
Все это время присутствующие стояли словно парализованные, никто не мог произнести ни слова, а Варгота трясла крупная дрожь, его глаза, казалось, сейчас выскочат из орбит. Женщина медленно перекрестилась еще раз, опять сложила руки крестообразно на груди подняла лицо к небу и произнесла:
13
Символ Веры православных христиан.
— В руце Твои, Господи, предаю душу свою, раба Твоя Елена, — она закрыла глаза и опустила вниз голову.
— Заткните эту суку!!! — раздался в оглушающей тишине душераздирающей крик Варгота. — Заткните ее, заткните, заткните!!! — его голос перешел в поросячий визг. Мирт, вооружившись знакомым уже мне ножом, за волосы уволок женщину в кусты.
Увиденное меня ошеломило: незнакомка была абсолютно спокойна, хотя прекрасно понимала, что сейчас ее ожидает. Я почувствовал в ней прочнейший внутренний стержень, и это было не что иное, как ее вера. Перед глазами стояли глаза жертвы, когда она начала читать свою молитву, в ее глазах практически не осталось и тени страха, а в конце я уловил даже радость и счастье на ее лице. А ведь то, а вернее Тот, в Кого верила эта женщина, был недавно совсем рядом со мной, но я сделал иной выбор…
В кустах все было тихо: ни стона, ни воплей. Через несколько минут Мирт вышел, держа в правой руке чашу, наполненную жертвенной кровью, которую и пустили по кругу. Дальше все шло своим чередом.
После обычной для всех ритуалов «церкви» оргии я услышал четкий голос Наставника: «Сегодня вечером ты уезжаешь в Москву для организации работы по привлечению
31 января 1998 года, Москва
Сегодня самочувствие было отвратительное. Как только моя жизнь пересеклась с этим щенком, все, буквально ВСЕ, пошло наперекосяк. Хотя, нет… Это произошло несколько ранее. Моя деятельность в Москве первый месяц шла очень удачно: я случайно наткнулся на шайку московских металлистов, которые играли в сатанинские игры, они мне в рот смотрели, выполняя все указания. Они оказались очень способными, мы быстро подготовили все необходимое для их посвящения, но все круто изменилось. Да, я даже подумал сначала, что это связано с той неудачной инициацией молодежи: нас неожиданно накрыла милиция, мы еле унесли ноги, оставив на поляне под Москвой весь инвентарь. Но на самом деле все произошло днем раньше, именно тогда моя четкая и практически постоянная связь с Наставником нарушилась, как будто в нее вкрались сильные помехи. Отношение Наставника ко мне изменилось: он стал слишком груб, будто я в чем-то провинился. Он и раньше говорил, что я, к сожалению, не смогу достигнуть духовных вершин в «церкви», поскольку был крещен в Церкви Распятого. Как же я в тот момент ненавидел свою бабку, каких адских мук желал ей, но ничего не попишешь, обратно уже ничего не вернешь. Ночью, предшествовавшей тому памятному дню, случилось еще одно событие. Я спросил Наставника об этом прямо, и тогда впервые последовало явное и сильное наказание. Я извивался на полу в судорогах, а Наставник хохотал, разрывая мой мозг изнутри. Теперь это повторяется все чаще и все сильнее, но что мне делать, я не знаю: спросить наставника прямо боюсь, а сам понять причину не в состоянии. Подрагивающие руки наполовину наполнили стакан теплой водкой из спрятанной на черный день бутылки и немедленно опрокинули его содержимое в рот. В последнее время я стал очень много пить: только водка приводит меня в чувство после наказаний Наставника. Но что будет дальше? Все стало гораздо хуже несколько дней назад, когда я не смог исполнить простое поручение Наставника. Я даже не могу об этом вспоминать, что же случилось со мной тогда?! Мерзкий щенок и его компания!
— Зергос!
— Да Наставник, — мой лоб вмиг покрылся испариной.
— Ты должен его найти, должен!
— Да, Наставник, но как?
— Мне тебя учить?!
— Понял, Наставник, понял!
Это было очень странно: Наставник в подавляющем большинстве случаев знал все. Он мог назвать имя человека, его возраст, где он находится в данный момент, а также поведать его прошлое и будущее. Но иногда он прибегал к моей помощи для того, чтобы узнать самые элементарные вещи — вот как сейчас.
Я кинулся к книжным полкам, достал подробную карту Москвы и раскрыл ее на странице с общей картой, где город был разбит на части с указанием страниц, на которых они были изображены более подробно. Проведя правой рукой над страницей, я сразу почувствовал тепло от района Юго-запада. Открыв нужную страницу, я понял, что щенок скрывается в Олимпийской деревне, и начал водить пальцем над домами… Неожиданно свет померк, глаза безуспешно вглядывались в кромешную темноту. Издалека начало приближаться сияние. М-м-м-м-м… Как мне знакомо это сияние! Это ОПЯТЬ ОН!!! Среднего роста старец в архиерейском облачении остановился недалеко от меня. Лицо его было спокойным и строгим, но свет, исходивший от старца, казалось, проникал в меня, доходя до самой последней клеточки организма и принося сильную боль. Я прикрыл глаза, поскольку невозможно было смотреть на этот свет.
— Николай-Николай, тяжко тебе идти против рожна? — услышал я опять до боли знакомый вопрос.
— Не называй меня этим поганым именем! — заорал я.
— Так как же? — в его голосе было неподдельное удивление, — это же твое имя, и мое, кстати, и ты это прекрасно знаешь.
— Меня зовут Зергос, Зергос, Зергос! — сорвался я на истеричный визг.
— Нет, раб Божий, тебя зовут Николай, и тебе это известно. И я очень надеюсь, что ты рано или поздно примешь свое имя.
— Зачем ты пришел опять? — нервно спросил я, не в силах уже терпеть эту муку.