По лезвию судьбы
Шрифт:
— Вот то — то же… — выдохнул папа. — Вспомнила, наконец. Рома с отцом, не волнуйся. Они уехали на спортивную базу.
— Но школа…
— Договорились на дистанционное обучение. Все в порядке с парнем, а вот ты, Ника…
Я осмотрелась вокруг. Да, это моя спальня. Наша с Мишей. За окном царили сумерки, в квартире — полумрак. Из гостиной через приоткрытую дверь пробивался слабый свет. И тишина. Такая громкая, пронзительная, от которой звенело в ушах.
— Расскажите мне все, — выдохнула с трудом, и запрокинула голову, чтобы сдержать новый водопад слез. Похоже, мой организм генерировал соленую воду без ограничений.
—
— Я спала всего несколько часов…
— Ты отключилась на три дня, дочка. Семьдесят два часа выкинула из жизни, провалившись в страдания, — оборвал меня папа, махнув рукой в темный угол. Только сейчас я заметила, что там стоял штатив для систем, а на сгибе моего локтя белела стерильная повязка, закрывающая прокол катетера.
— Расскажите…
Клацая зубами о края чашки, которую подала мама, я сделала несколько глотков воды, откинулась на подушку и приготовилась слушать.
— Миша пришел к нам три месяца назад, Ника. Он рассказал о диагнозе, покаялся, что не предупредил тебя о своей болезни…
— Я должна была знать, — прошептала, мысленно представляя яркие синие глаза мужа, его фигуру. Картинка опять поплыла перед глазами, а горло перехватил спазм. Замолчав, я кивнула отцу и тот продолжил.
— Наверное, да, дочка, — я дернулась в ответ, но папа выставил руку вперед, предупреждая мои возражения, — но попробуй представить, во что превратилась бы твоя жизнь. Каждый миг — страх, каждая минута — ожидание смерти любимого мужчины. Три года вашего счастья стали бы тысячью дней и ночей бесконечного ужаса. Поверь, с ума сходят и от меньшего… Мы с мамой поддержали Михаила в том, чтобы ты и дальше ничего не знала об аневризме, так что мы готовы взять на себя ответственность за решение и принять твои упреки. Но все было сделано ради твоего счастья, Ника. Ты отказалась бы от счастья с Мишей, зная, что через три года вам придется расстаться?
Папа резал по живому, не стараясь смягчить или приукрасить ситуацию. Он всегда был таким, предпочитая жестокую правду.
— Нет, не отказалась бы.
— А если бы знала дату расставания?
— Не надо, папуля. Пожалуйста…
Бороться со слезами не получалось. Бесконечными ручьями они текли по щекам, капали на пододеяльник. Я понимала смысл слов и даже соглашалась с ним, но сердце отторгало все произошедшее. Боль пульсировала в груди.
— Но зачем выносить все вещи? Почему нет могилы? Это жестоко…
— Могила привяжет тебя, не даст жить дальше, — мама перехватила инициативу рассказчика. — Ты можешь решить переехать в другой город, а его могила останется тут. И что?
— Я останусь в Москве…
— Что и требовалось доказать, — спокойно кивнула мама. — Любовь и память мы носим в себе, детка, они не хранятся под каменной плитой, а что касается вещей… Я уверена, что сейчас ты спряталась бы в шкаф с его одеждой, стараясь окружить себя его запахом, прикасаясь к его костюмам…
— Да… — и пусть мне почти тридцать семь, но я вела бы себя именно так, как говорила мама. Нырнула в пучину воспоминаний, задохнулась под тяжестью потери.
— Вот тебе и ответ, Ника.
— Он написал, что вода должна вернуться к воде. О чем это? — я с трудом выдавила нужные слова. От пробуждения не стало лучше. Боль вернулась, открытая рана снова начала кровоточить. Сколько времени должно пройти,
— Когда Миша был у нас, я случайно обмолвилась о том, как ты однажды сравнила его с полноводной рекой. Твоему мужу понравились эти слова.
Все ответы получены, но легче от этого не стало. Я не понимала, как жить, за что ухватиться, когда нет ни сил, ни желания даже свесить ноги с кровати. Словно почувствовав мое настроение, папа снова заговорил.
— Рома возвращается послезавтра, дочка. Пора приходить в себя. Ты же не хочешь, чтобы твой сын сошел с ума от беспокойства, глядя на то, в кого превратилась его мама?
Послезавтра… Значит у меня еще есть эта ночь и целый день. Так много и так мало.
— Не хочу, конечно. Я справлюсь. Спасибо вам.
Я села на кровати, а затем медленно встала. Мир медленно кружился вокруг меня, умудряясь при этом плавно покачиваться. Эти качели — карусели продолжались до тех пор, пока теплые руки мамы не легли мне на плечи, а потом папуля обнял нас обеих. Я справлюсь, выдержу. Папа прав: не я первая, не я последняя теряю любимого человека. Жизнь продолжается, пусть даже в груди зияет огромная дыра, края которой постоянно кровоточат.
— Вот и славно, — рокотал над ухом отец. — Я возвращаюсь домой, а мама еще поживет у тебя, Ника. Помни, что ты не одна.
Хлопнула входная дверь, оставляя нас вдвоем в темной тишине. Закрывая дверь, я закусила губу, вернулась в спальню и бросила взгляд на кровать: там была одна подушка. Только моя. Я так надеялась… Марс продумал все до мелочей, разрывая материальные связи между нами, оставляя меня одну… свободной, но разбитой в хлам и…
— Ты не одинока, Ника! — голос мамы сейчас напоминал строгую учительницу, которая отчитывала двоечника, в который раз не выучившего урок. — Хватит себя жалеть! Смотри по сторонам! Ты живешь в огромном мире, в котором можешь быть счастливой! Иди в душ, приведи себя в порядок, а то от тебя уже дурно пахнет, — она демонстративно сморщила нос. — Потом приходи на кухню, поужинаем.
Вы замечали, что у боли есть запах? Липкий, тяжелый, вязкий, похожий на запах плесени, гнили. Вода очистила кожу, промыла волосы, но не унесла с собой боль. Переодевшись в домашний костюм, я пришла на кухню. Не помню, что ела. Кажется, это был плов, но не точно. Еда не имела вкуса, я поглощала ее, как огонь пожирает дрова, чтобы не погаснуть. Скоро вернется Рома, и я не имею права пугать ребенка, в этом отец был прав.
Потом мы с мамой смотрели кино. Я выбрала старый музыкальный фильм «Тридцать первое июня». Хотелось отключить мозг, включить душу, поэтому я предпочла музыку. Старые песни, наполненные смыслом.
Мир без любимого –
Солнце без тепла,
Птица без крыла.
Край без любимого –
Горы без вершин,
Песня без души.
Птица без крыла… Сколько раз смотрела фильм, слушала песню и только сейчас обратила внимание на эту строчку. Она про меня. Пернатая лишилась не только крыла, но и части души. Меня снова развезло, размазало. Я ревела, не скрывая слез, надеясь, что вместе с соленой водой выйдет хотя бы немного душевной боли.
=50=
Фильм закончился. Принцесса Мелиссента встретилась с Сэмом на звездном мосту, перешла в его мир, любовь и счастье восторжествовали. Титры медленно бежали по экрану, когда я встала и ушла в ванную комнату. Нужно умыться, привести в порядок лицо, ведь скоро приедет мой сын.