По морю прочь. Годы
Шрифт:
– Я знаю, в чем секрет, – загадочно сказал Хёрст. Он все так же держал подбородок на коленях и неподвижно смотрел перед собой.
Последовала пауза. Затем Хелен встала и пожелала мужчинам спокойной ночи.
– Но, – сказала она, – помните, что вы непременно должны навестить нас.
Пожелав друг другу спокойной ночи, они расстались, но молодые люди не пошли сразу в гостиницу, а предпочли прогулку, во время которой они почти не разговаривали и ни разу не упомянули двух женщин, почти полностью занимавших их мысли. Им не хотелось делиться впечатлениями. В гостиницу они вернулись к завтраку.
На вилле было много комнат, но одна отличалась от всех остальных, потому что ее дверь была всегда закрыта и оттуда никогда не доносилось ни музыки, ни смеха. Все в доме смутно сознавали, что за этой дверью происходит нечто важное, и, не имея ни
На следующее утро после танцев Рэчел, однако, зашла в комнату дяди. Ей пришлось дважды позвать его: «Дядя Ридли!» – прежде чем он обратил на нее внимание.
Наконец, глянув поверх очков, он произнес:
– Ну?
– Мне нужна одна книга, – ответила Рэчел. – «История Римской империи» Гиббона. Можно взять?
Она увидела, как после ее вопроса постепенно изменился рисунок морщин на дядином лице. До того, как он начал говорить, лицо походило на гладкую маску.
– Пожалуйста, повтори, – сказал Ридли, то ли не расслышав, то ли не поняв.
Она повторила те же слова и при этом слегка покраснела.
– Гиббон! Зачем он тебе понадобился?
– Один человек посоветовал прочитать, – заикаясь, ответила Рэчел.
– Но я не вожу с собой разношерстную коллекцию историков восемнадцатого века! – воскликнул ее дядя. – Гиббон! Десять томов, как минимум.
Рэчел извинилась, что помешала, и повернулась, чтобы уйти.
– Стой! – крикнул дядя. Он положил трубку, отодвинул книгу в сторону, встал и медленно повел Рэчел по комнате, держа ее под руку.
– Платон, – сказал он, прикоснувшись пальцем к первой книжке в ряду небольших темных томиков. – Рядом – Джоррокс [43] , которому здесь не место. Софокл, Свифт. Немецкие комментаторы тебе ни к чему, я полагаю. Далее – французы. Ты читаешь по-французски? Почитай Бальзака. Затем – Вордсворт и Кольридж. Поп, Джонсон, Аддисон, Вордсворт, Шелли, Китс. Одно ведет к другому. С какой стати здесь Марло? Миссис Чейли, видимо. Но что пользы читать, если ты не читаешь по-гречески? С другой стороны, тому, кто читает по-гречески, не стоит читать ничего больше – чистейшая потеря времени. – Рассуждая таким образом – наполовину сам с собой – и делая быстрые движения руками, он, сопровождаемый Рэчел, замкнул круг и вернулся к баррикаде из книг на полу. Оба остановились. – Ну, – спросил он, – что ты выберешь?
43
«Прогулки и развлечения Джоррокса» – сборник охотничьих очерков английского писателя Роберта Смита Сертиза (1803–1864).
– Бальзака, – сказала Рэчел. – А нет ли у вас «Речи об Американской революции», дядя Ридли?
– «Речи об Американской революции»? – переспросил он и опять пристально посмотрел на нее. – Еще один молодой человек на танцах?
– Нет, мистер Дэллоуэй, – призналась Рэчел.
– Боже правый! – Ридли откинул голову, вспомнив мистера Дэллоуэя.
Рэчел наугад выбрала книгу и показала ее дяде, который, увидев, что это «Кузина Бетта» [44] , посоветовал бросить, если роман покажется ей слишком противным. Она уже собралась уходить, но тут он спросил, понравились ли ей танцы.
44
«Кузина
Затем он пожелал узнать, что делают люди на балах, поскольку сам был на подобном мероприятии лишь однажды, тридцать пять лет назад, и тогда оно показалось ему до крайности бессмысленным и глупым. Неужели им по душе крутиться под пиликанье скрипки? А если они беседуют, говорят друг другу приятные вещи, то почему не делают этого в более подходящих условиях? Что касается его самого… Он вздохнул и указал на атрибуты своей деятельности, лежащие повсюду, и при этом, несмотря на вздох, на лице его отразилось такое удовлетворение, что его племянница заторопилась уходить. Это было ей позволено лишь после поцелуя и обещания выучить греческий алфавит, а также вернуть французский роман, когда она его прочитает, вслед за чем для нее будет найдено что-нибудь более подходящее.
Комнаты, в которых живут люди, производят не менее сильное впечатление, чем их лица, увиденные впервые, поэтому Рэчел спускалась по лестнице медленно, полная недоумения по поводу своего дяди, его книг, его пренебрежения к танцам и его странного, совершенно непонятного, но, видимо, вполне цельного, взгляда на жизнь. Тут внимание девушки привлекла записка с ее именем, лежавшая в передней. Адрес был написан убористым и четким почерком, ей незнакомым, а само послание, в котором отсутствовало обращение, гласило:
«Посылаю, как обещал, первый том Гиббона. Лично я считаю, что современные авторы не заслуживают серьезного обсуждения, но все-таки вышлю Вам Ведекинда [45] , когда сам его дочитаю. Донн? Вы читали Вебстера [46] и всю эту компанию? Завидую, что Вы будете читать их впервые. Совершенно изнурен прошлой ночью. А Вы?»
Письмо завершалось витиеватой подписью, в которой Рэчел разобрала инициалы «С.-Дж. А. Х.». Ей весьма польстило, что мистер Хёрст запомнил ее и так быстро выполнил свое обещание.
45
Франк Ведекинд (1864–1918) – немецкий писатель, предшественник экспрессионизма.
46
Джон Вебстер (ок. 1580 – ок. 1625) – английский драматург.
До обеда оставался еще час, и Рэчел, с Гиббоном в одной руке и Бальзаком в другой, миновав калитку, пошла по утоптанной грунтовой тропинке, сбегавшей с холма среди олив. Для того чтобы карабкаться в гору, было слишком жарко, зато в долине росли деревья, а вдоль русла реки пролегала поросшая травой тропа. В этом краю, где все население было сосредоточено в городах, можно было быстро оказаться вне цивилизации и потом лишь случайно набрести на ферму, во дворе которой женщины чистят красные коренья, или на мальчишку, окруженного стадом черных пахучих коз. Река представляла собой глубокую ложбину из сухих желтых камней с тонкой нитью воды на самом дне. На берегу росли те деревья, о которых Хелен сказала, что стоило плыть за море хотя бы ради того, чтобы их увидеть. Апрель заставил их бутоны распуститься, и среди глянцевых зеленых листьев виднелись крупные цветы с толстыми, будто вылепленными из воска лепестками удивительных кремовых, розовых и ярко-алых тонов. Но Рэчел шла, ничего не видя, поскольку была в том восторженном состоянии, какое обычно возникает безо всякой видимой причины и преображает все вокруг – и землю, и небо. Ночь вышла за свои пределы и подчинила день. В ушах Рэчел звучали мелодии, которые она играла накануне; она стала напевать и от этого шла все быстрее и быстрее. Она не отдавала себе отчета, куда идет: деревья и весь пейзаж превратились в зеленые и синие массы, среди которых лишь небо выделялось цветом. Перед ее глазами стояли лица людей, которых она видела ночью; она слышала их голоса. Петь она перестала и начала повторять то, что говорила им, или говорить то же самое, но по-другому, или то, что могло быть, но не было сказано. После скованности, порожденной обществом незнакомых людей и длинным шелковым платьем, было необычайно приятно вот так идти одной. Хьюит, Хёрст, мистер Веннинг, мисс Аллан, музыка, свет, темные деревья в саду, рассвет кружились в ее голове, создавая шумный и пестрый фон, по сравнению с которым это утро, с возможностью делать, что хочется, казалось еще прекраснее и ярче, чем даже прошедшая ночь.