По направлению к любви
Шрифт:
Нигде.
Не унывай, ищи, ведь хоть что-то должно было остаться.
Пусть это будет не бабушкин «наполеон» с поедаемыми накануне праздника обрезками и остатками крема, не пенка от вишнёвого варенья, не ёлка из далёкого русского леса с огнями и шарами.
Ладно, на нет и суда нет.
Пусть рыбий жир, пусть вой ночной сирены, поднимающий пилотов по тревоге, пусть ожидание отца из многодневного перелёта…
Нет, всё рассыпается в твоих руках, как высохший осенний лист после первого твоего прикосновения.
На худой конец ты уже согласен даже
Ты готов проиграть обратно все деньги, выигранные тобой в «джока» или «Up And Down The River». Сдавайте, ребята, сдавайте, я распишу, это такая классная игра, я вас научу, не бойтесь, ведь если не играть, то и правила забыть недолго!
Увы, нет желающих.
Ты уже почти готов на стыдную операцию, про которую не расскажешь, на детский ночной ужас при мысли о том, как ты будешь с ними всеми прощаться, на мамину хромоту и её обидные крики, всю жизнь летавшие по нашим комнатам, как чугунные ядра, на бабушкино одиночество и слёзы. На папину вынужденную посадку в пустыне, когда его серебристый МИГ не ушёл, как положено, в сыпучий песок, а пронёсся по нему, да так и остался, раскалённый, лежать на каракумском бархане.
Ты уже готов на любые ставки в этой игре без правил, только бы оживить в памяти этот цвет, вкус и запах, только бы удержать их здесь, среди живых, не дать сгинуть в этой равнодушной реке.
«На вершок бы мне синего моря…»
4
Ни тебе вершка, ни корешка.
Увы, ты не Дед Мороз – борода из ваты. Мешок твой не волшебный, Снегурка кому-то звякнула и куда-то слиняла, ёлочка никак не зажигается, дети над тобой смеются, старшие незаметно курят в кулак, родители грозят побить.
На что же ты надеешься? Конечно, на чудо.
Твоя рука воровато и нетерпеливо шарит в мешке, но натыкается, увы, совсем не на шоколадного зайца из заграничной рождественской сказки, не на грохочущий зелёный грузовик на верёвке, утопленный в колодце дворовым завистником и спасённый папой при помощи лески и крючка…
Нет в твоём мешке ни югославской девочки с толстой косой и пухлыми губками Мальвины, ни армавирской горячей сливы, лопнувшей от спелости и сладости, ни бумажного змея, склеенного вместе с папой и гордо парившего в синем, не успевающем за ночь остывать азиатском небе над военным городком «Мары-2», над стадионом.
Куда всё это подевалось?
Тщетно ты ищешь паутинно тихое, пахнущее шиповником туркменское утро, головастиков в арыке, увитую виноградом беседку со свисающими кистями.
Может, тебе всё это просто приснилось?
Да нет же, ты хорошо помнишь рёв самолётов, которые папа
Зачем тебе всё это сейчас, несколько жизней спустя?
Признайся хотя бы самому себе: просто ты хочешь ещё раз прожить один-единственный день, когда все они были ещё живы. А ты этого просто не замечал. Как воздух, которым дышишь.
5
А впрочем, любитель древностей и острых ощущений, получай: вот тебе – для начала – твой нос, расквашенный всё на том же дворе всё той же марыйской школы № 12.
Вот тебе твой изуродованный велик, когда ты отправился на Санджара один рыбачить, а встреченные на беду туркменчата, которые и мечтать не могли о таком «Школьнике», как у тебя, сломали руль, оторвали цепь и отобрали кукан с уловом. Ну да, опять же нос разбили в кровь, как без этого?
Что у нас там ещё? Дальше-больше.
Вот тебе окурки от сигарет, названия которых теперь уже никто не помнит. Ну, эти, как их, самые дешёвые…
Вот пропахшая подмышками школьная раздевалка и следом за ней холодный и гулкий спортзал со стоящими на блестящих хромированных протезах ледяными дерматиновыми чудовищами – козлом и конём – и с матами, тяжёлыми от пыли и от слёз физкультурников и физкультурниц.
«После уроков сразу не сваливай, мы тебя бить будем. Как за что? Да ни за что. Мы новеньких всегда бьём».
Мешочек для сменной обуви не желаете? Бабушка ведь шила. Непроливаечку, прописи. Мы писали, мы писали… Нет? Не хотим обратно в звеньевые? Не любим школьные годы чудесные? Странно. Все ведь любят…
Правду люди говорят: некоторые и сами не знают, чего они хочут.
А портвейн из горлышка на заброшенной стройке на спор, и пустой пузырь – об стену? Вспомни-ка, каким ты парнем был! Как вино из горлышка ты пил! Не хочешь? Да ты, братец, перебора.
Ну ладно, пойдём дальше.
Вот засохшая лиловая губная помада случайной девицы посредственной фактуры с одной мануфактуры. Что, опять не нравится? Помада или девица? Девица? А говорил, ничего… Значит, врал? Натурально, врал.
Что у нас тут ещё в мешке?
Много чего: вот вам этикетка от бутылки вина «Волжское», про которое пившие его сказали бы, да сомкнуты уста.
Рядом с ней синенькие такие билетики на дневной сеанс в кинотеатр «Комсомолец» по двадцать копеек. Когда денег мало, всё имеет значение. И журнал перед кино тоже. Это знаешь как: если, например, с утра непруха, как пить дать будут «Новости дня». А то и «Советский воин». А если, скажем, весь день всё путём – то «Фитиль».
Вот заполненный от руки авиабилет на рейс самолёта, который давно распилили на лом, потому что он столько налетал, что перестал бояться высоты, а это в воздухе самая опасная штука.