По направлению к нулю
Шрифт:
– Она что, по уши влюбилась в него?
– Да, полагаю, это вполне подходящее определение.
В голосе Мери слышались нотки сомнения. Она покраснела, заметив вопросительный взгляд Томаса.
– Что-то я разошлась! Знаете, вокруг нее постоянно крутится один молодой человек довольно приятной наружности… Но я бы сказала, что в нем есть что-то от жиголо… Порой я просто поражаюсь, почему Невиль его терпит, ведь он отлично видит, что стоит за такой дружбой. Кстати, эта девица, как я подозреваю, и гроша за душой не имеет.
Мери умолкла, лицо ее было довольно смущенным. Томас Ройд с философским видом пробурчал
– Гм… М-да…
– Однако, – заметила Мери, – возможно, я слишком пристрастна. Эта девушка из тех красоток, которых называют обольстительницами… И, вероятно, она невольно пробуждает злобные инстинкты в незамужних женщинах среднего возраста.
Ройд задумчиво взглянул на нее, но на его бесстрастном лице не отразилось никакой видимой реакции на ее слова. Помедлив пару минут, он сказал:
– Но что именно беспокоит вас в сложившейся ситуации?
– В сущности, я абсолютно не знаю, что именно! Понимаете, я просто чувствую, что происходит нечто очень странное. Разумеется, мы прежде всего посоветовались с Одри. И она, казалось, не имела ничего против встречи с Кей и в целом всячески приветствовала эту идею. Она была даже рада. Никто не мог бы вести себя более любезно и доброжелательно. Конечно, Одри всегда отличалась прекрасными манерами. И сейчас ее поведение по отношению к ним обоим просто безукоризненно. Уж вам-то должно быть известно, какая она сдержанная и скрытная. Никогда не поймешь, о чем она думает, что чувствует на самом деле. Но, честно говоря, я не верю, будто вся эта ситуация ей по нраву.
– Я не вижу причин для беспокойства, – сказал Ройд и добавил с некоторой задержкой: – В конце концов, прошло уже три года.
– Разве такие люди, как Одри, могут забыть?.. Ведь она очень любила Невиля.
Томас Ройд беспокойно поерзал на сиденье.
– Ей всего лишь тридцать два. Вся жизнь впереди.
– Да, да, это я понимаю. Но она очень переживала. Ее нервы были совершенно расстроены, вы же знаете.
– Знаю, мать писала.
– О, ваша матушка, как мне кажется, очень добрая женщина, она позаботилась об Одри. И кроме того, это помогло ей отвлечься от собственного горя. Я имею в виду смерть вашего брата. Мы все были очень огорчены.
– Да. Бедняга Адриан. Он слишком любил лихачить.
На какое-то время разговор оборвался. Мери вытянула руку, показывая, что она собирается свернуть на дорогу, спускавшуюся с холма к Солткрику.
Вскоре, когда они уже мягко ехали вниз по извилистой проселочной дороге, она сказала:
– Томас, вы ведь очень хорошо знаете Одри?
– Не уверен. Последние десять лет мы почти не виделись.
– Да, конечно, но вы ведь знаете ее с детства. Она была вам с Адрианом почти как сестра?
Он кивнул.
– Замечали вы в ней… скажем, какую-то психическую неуравновешенность? Возможно, это слишком сильно сказано, в общем, я имею в виду повышенную нервозность в определенных случаях. Понимаете, у меня создалось такое впечатление, что сейчас с ней творится что-то неладное. С одной стороны, она совершенно бесстрастна и ее поведение подчеркнуто и как-то неестественно безукоризненно… Но я порой со страхом думаю о том, что скрывается за этим внешним спокойствием. Мне кажется, она живет в постоянном внутреннем напряжении, словно чем-то очень сильно подавлена. И я совершенно не представляю, что это
– Страшно? – Его спокойный, удивленный голос подействовал на нее немного успокаивающе.
– Возможно, мои слова прозвучат нелепо, – с нервным смешком продолжала она. – Но именно поэтому я так рада вашему приезду. То есть, возможно, ваше появление поможет как-то разрядить обстановку. Ну вот мы и прибыли.
Машина сделала последний поворот. Галлс-Пойнт был построен на вершине скалы, возвышающейся над рекой. С двух сторон отвесные склоны уходили прямо в воду. Слева от дома располагались сад и теннисный корт. Гараж был современным и поэтому находился чуть дальше за домом на другой стороне дороги.
– Я поставлю машину в гараж и присоединюсь к вам, – сказала Мери. – А пока Харстолл позаботится о вас.
Харстолл, пожилой дворецкий, уже спустился с крыльца и с радостью приветствовал Томаса как старого друга:
– Очень рад видеть вас вновь, мистер Ройд, после стольких лет. И ее милость также с нетерпением ждет вас. Сэр, мы приготовили для вас комнату в восточном крыле. Думаю, вы найдете всех в саду. Или, возможно, вы хотите освежиться с дороги?
Томас отрицательно покачал головой. Он прошел через гостиную к застекленной двери, выходившей прямо на балкон.
На балконе было не слишком людно, Томас заметил лишь две одинокие женские фигуры. Одна сидела на перилах каменной балюстрады и смотрела на реку. А вторая наблюдала за первой.
Первая была Одри, а вторая, подумал он, должно быть, Кей Стрендж. Она не знала, что за ней наблюдают, и поэтому даже не пыталась скрывать свои чувства. Томаса Ройда, возможно, нельзя было назвать слишком проницательным в отношении женщин, но он не мог не заметить, что Кей Стрендж взирает на Одри с откровенной неприязнью.
А Одри равнодушно смотрела на реку и, казалось, вообще не замечала присутствия другой женщины.
Томас не видел Одри последние семь лет, и сейчас он с особым вниманием вглядывался в ее черты. Изменилась ли она и если да, то что нового появилось в ее облике?
В итоге он решил, что изменения определенно есть. Она стала тоньше, бледнее и выглядела еще более воздушной и бесплотной… Но в ней появилось и нечто новое… Нечто такое, что Томас пока не мог точно определить. Она держалась очень напряженно, словно сдерживала какие-то сильные чувства, и поэтому следила за каждым своим движением. Но при этом с тем же напряженным вниманием осознавала все, что происходит вокруг нее. Такое впечатление, подумал Томас, что она хранит какую-то тайну и изо всех сил старается не выдать ее. Однако какие у нее могут быть тайны? У него были довольно скудные сведения о том, что происходило с ней в последние несколько лет. Но, зная некоторые факты, Томас был готов увидеть на ее лице признаки печали и утраты… Однако лицо ее явно скрывало нечто большее. Одри напоминала ребенка, который изо всех сил старается скрыть что-то от взрослых, но его напряженно сжатый кулачок выдает, что там спрятано какое-то сокровище.