По наследству
Шрифт:
– Кто там? – раздался голос соседки Нади Молостихи, в нем присутствовали нотки напускной суровости: мол, не дремлем и не позволим безнаказанно шастать ворам.
– Это я, – Саша вышла на порог, чтобы предъявить себя разделанной штакетинами соседке, нос которой сапожком торчал между досками.
– А куда ты будешь девать подушки?
– Сожгу.
– Ой! Можно я их заберу?
– Берите, только они никуда не годятся, их в самом деле только сжечь.
– Нет-нет, не надо. Какие шикарные у Марии были подушки, – Молостиха уже во дворе, ничуть не брезгуя, извлекает их из кучи и обводит двор искренним восторженным взором, –
– Конечно, продавать.
– И документы в порядке?
– Да. Завещание, правда, на маму, но оно не в счет – она же раньше умерла.
– У меня мечта: купить этот домик внучке, и будет она у меня под боком. Ты пока не объявляй о продаже, я поговорю с дочкой и зятем – и, наверное, возьмем у тебя хатку.
Из-за сильного ветра Саша не стала жечь тряпки и диван, облила пол хлоркой, оставила открытыми форточки и, прихватив мешочек, ушла домой.
Денег было около пяти тысяч.
– Вот, клад нашла, – умытая и в нормальной одежде она вошла к Гоше, держа двумя пальцами источающий нехороший душок мешочек.
Гоша и двоюродный брат Олег сидели на диване, и как бы тренируя себя повторением пройденного материала, говорили о машинах и их технических характеристиках. Саша считала меланхоличные беседы своих братьев о двигателе внутреннего сгорания более достойной забавой, чем сальные анекдоты или похабщина о женщинах.
Олежек – только так его звала мать Саши, вскоре после рождения оказался на попечительстве Валентины и Нюси, потому что его родители были студентами. Раннее детство Олежека прошло в доме Нюси, а когда молодому специалисту Георгию, второму Нюсиному сыну, дали квартиру, Олежек все каникулы проводил с Гошей и Сашей. Это была дружба-кристалл. Прочная, прозрачная и красивая, с емким ожиданием встречи и горчичным прощанием, с детской копеечной кассой от каникул до каникул, чтобы к приезду Олежка обязательно купить побольше лимонада, рыбных консервов в томате и пирожных.
Сегодня Олег Георгиевич с майорскими погонами, заместитель начальника вневедомственной охраны приехал поддержать своих родственников. «Пусть соболезнование было сухим и маленьким, как затерявшийся в страницах давно нечитанной книги лист дерева, пусть нескончаемые разговоры об автопроме отечественном и зарубежном, всё равно хорошо, что Гоша не один сидит с мыслями о предстоящих похоронах – молодец Олежек», – отметила Саша.
На ее находку брат смотрел, как на мелкую рану, чуть скривившись, и сестра была уверена, что мысли их об этих деньгах совпадали: «Не съела, не сносила, копила, а толку?» Уже три месяца, как такие деньги изъяли из оборота, и буквально несколько дней назад истекли сроки обмена.
– Туалет обклей, – посоветовал Олег со сквозной улыбкой на лице.
Олег имел семью – жену Светлану и сынишку, и уже этим отличался от своих двоюродных брата и сестры. Но главное его отличие заключалось в повзрослении – в этом естественном процессе, и не в должности дело. Стань он сварщиком или водопроводчиком, и тогда пробились бы черты мудрости и здравомыслия. Именно эти черты ценил в брате Гоша.
– Наш Олег во всём делает правильные выводы, – часто и с гордостью говорил Гоша, который сам, пропуская через свои руки иногда солидные суммы, и не имея финансовой поддержки от родителей, сохранил какую-то детскую романтику. И она во всем проступала, как старое пятно на ткани.
Саше
– Пойду, дел по горло.
– Затеяла ты обед… – сокрушался Гоша, – можно было бы в кафе заказать, как в прошлом году.
– На похоронах мамы больше было людей, да и не до обеда мне было. Ничего, на двадцать-тридцать человек – осилю, – Саша сошла с братова порога.
Мимо проходил отец с заложенными в карманы руками, было понятно, что он возвращается из туалета. «Чего же немытые руки совать в карманы», – дернулся поплавком вопрос у брезгливой Саши.
– Днем ездил в гараж, сказал, что умерла теща, дадуть автобус, – с какой-то пархатой важностью заявил Анатолий. – Приехал, а тут Жора мне вина привез: «Вот, брат, тебе шампанское». Чё-то от этого шампанского живот хватаить.
– Руки мыть надо чаще, – сказала, как нитку оборвала, Саша.
Гора капустной соломки помещена в эмалированный таз, морковные и свекольные соломки – по мискам, в холодильнике теснились пакеты нарезок колбасы и сыра. Саша устало перемещалась по комнате, за вечер ставшей похожей на столовскую подсобку: на подоконниках заняли место стопы тарелок, стаканы, рюмки, ложки, на небольшом столике и тумбочке красовались вазы, посверкивая конфетными обертками, как кошачьи глаза ночью. Тазы, выстланные полотенцами – один с пирожками, второй с нарезанным хлебом пришлось поставить на пол.
«Что еще? – вяло, спросила сама себя Саша. – А-а-а, салфетки, солонки…», – она присела на стул и стала мудрить, как покрасивее вставить салфетки в высокие стаканы.
Традицию поминок она не понимала: если умер дорогой тебе человек, то мыслей о еде не может возникать, а если человек тебе так-сяк, то важно проститься с ним, и опять же причем еда? Вот народная пошлость – обед после вида и запаха покойника.
День похорон начался нехорошо. Примчался дед Валентин и выпалил:
– Маню ограбили!
Саша сразу сумела широко раскрыть глаза, до этого момента неподдающиеся от недосыпаний.
– Ограбили? – переспросила она.
– В землянке вывернули замок.
– Проклятые карьерцы! Прознали, что баба Маня умерла и быстрее воровать… – негодовала на ходу Саша.
При осмотре не обнаружили самовара и кое-каких кастрюль, исчезла картошка, лук и несколько банок с крупами и топленым маргарином. Дед принялся чинить дверь, Саша с чувствами, оскверненными грязным мародерством, ушла ставить столы.
Она собиралась провести поминки на улице. Страшный ветер утихомирился вскоре после дезинфекции, и погода снова решила стать ласковой. Пришла бабы Манина родня. Саша «с комфортом» устроила родственников на автобусный диван и кресла, когда-то привезенные из гаража отцом, на улице недалеко от столов. Братья с женами, сестра из Ростова со свахой и дочерью Ниной, конечно, Кира – соседка деда Валентина, кряхтя, уселись на списанную автобусную мебель. Одевшиеся потеплее, они были похожи на пингвинов. Нюся, не любившая Сашину мать и недолюбливающая умершую сваху Маню, очень уважала всех их родственников и была всегда им рада. Поговорили о пользе внезапной смерти. Почти каждый пожаловался на свое здоровье, а Нина рассказала недавний сон, как она увидела веселую тетю Машу, продававшую какие-то вещи на базаре.