По нехоженной земле
Шрифт:
чем на нас самих, и во многом нашей победой мы обязаны их выносливости.
7 тысяч километров пути в метелях, морозах, хаосе айсбергов, в неразберихе
торощенных льдов, темноте полярной ночи, в ледяной воде и снежной каше, по
гололедице, обнаженным камням, по сугробам рыхлого снега — вот общий итог всех
наших маршрутов, походов по закладке продовольственных складов и охотничьих
поездок. Мы бы не проделали этот путь без помощи наших четвероногих.
Четкие пунктиры
Северной Земли, пересекают ее, образуют густую сетку между ней и базой экспедиции.
Эти пунктиры — не только следы наших ног, но и отпечатки лап наших верных
помощников. На многих участках пунктиры надо было бы нанести красным цветом —
цветом крови, капля за каплей сочившейся из разбитых лап тружениц-собак.
Может быть, наша только что закончившаяся экспедиция была последней
большой экспедицией, целиком базировавшейся в своих передвижениях на собачьих
упряжках. Собаки еще раз доказали свою пригодность в проведении исследовательских
работ в Арктике.
Собачья упряжка может скоро сойти с путей полярных экспедиций, но человек
всегда с благодарностью будет вспоминать помощь и труд своих четвероногих друзей.
...Сейчас наши собаки остаются с новыми хозяевами. Мы знаем, что им уже не
придется совершать длительных и тяжелых походов, какие они делали с нами. В
обязанности прибывших товарищей входят стационарные наблюдения на нашей базе,
превращаемой теперь в обычную полярную станцию.
Но это нисколько не избавляет нас от забот о судьбе собак. Надобность в их
напряженной работе миновала, и как бы они не стали в тягость новым хозяевам. Кроме
того, мы знаем, что забота о животных вызывается не только необходимостью, но и
любовью, а настоящая любовь рождается в совместном труде. [403]
Для нас многие собаки, уже переставшие быть работниками, оставались
заслуженными и уважаемыми ветеранами. В наших глазах они имели все права на
почетную и спокойную старость, на ласку. Для новых людей они могут стать только
обузой. Правда, мы дали прибывшим товарищам наказ — оберегать и любить
животных. Но это еще не успокаивало нас.
Судьбой наших собак мы занимались еще до прихода корабля. В нашей стае,
вместе с подрастающим молодняком, их было 37 штук. Станции такое количество,
конечно, было не нужно. В известной мере помогла выйти из положения телеграмма
начальника будущей станции на мысе Челюскина. Он просил передать ему одну
упряжку. Мы отобрали в нее 12 лучших псов. Передовиком пошел мой Тускуб; сюда же
попал и наш Бандит, в придачу к упряжке мы дали ласковую, хлопотливую красавицу
Ихошку —
североземельский род. Да еще у Журавлева нехватило сил расстаться со своим
передовиком; он вместе с ним возвращался в Архангельск.
Остальные, выстроившись шеренгой вдоль берега, провожают нас преданным и
умным взглядом, и вновь хочется крикнуть им:
— Прощайте, друзья! Спасибо за работу!
* * *
«Русанов» взял курс на юго-восток. Мы сначала пойдем в пролив Шокальского,
построим на его берегах избушку и оставим в ней некоторый запас продовольствия. Это
«на всякий случай», может быть, «кому-нибудь пригодится». Потом зайдем на мыс
Челюскина — построим здесь новую полярную станцию. И только после этого корабль
возьмет курс на запад.
Советская североземельская экспедиция закончила свои работы...
На «Русанове» мы только пассажиры. Единственными нашими обязанностями
будет соблюдение судового расписания, воспоминания о днях минувших, рассказы
морякам о наших приключениях на Северной Земле и думы о будущем. Капитан
надеется привести корабль в Архангельск месяца через полтора. А там... в Москву!
...Потянул ветер. Туман быстро оседает, уплотняется, прижимается к морю.
Сквозь высокие облака пробивается солнце. Появляются большие куски голубого неба.
Мне хочется остаться наедине со своими мыслями, Кинув последний взгляд на
островок, закрытый уплотнившимся туманом, иду в каюту. Но не проходит и пяти
минут, как ко мне [404] врывается Ходов. Ни разу я еще не видел нашего Васю таким
взволнованным. Он зовет меня наверх. Недоумевая, спешу на капитанский мостик. Над
головой еще больше голубых просветов, а над самой водой — тонкий, клубящийся слой
тумана; ветер и солнце прижимают его к морю.
— Туда смотрите, туда, — почти кричит Вася, сует мне бинокль и показывает за
корму корабля.
Взглянув в бинокль, я сразу увидел, что так взволновало Васю. Над клубящимся
туманом в лучах полярного солнца пламенеет красный флаг. Наш флаг, над невидимой
крышей домика! Временами туман поглощает красное полотнище, скрывает от глаз, но
оно снова вспыхивает и кажется еще ярче.
Вася крепко сжимает мой локоть. Волнение охватывает нас обоих. Ходов напамять
приводит телеграмму в Москву, переданную нами два года назад на борту «Седова»
корреспонденту «Известий»:
«Флаг, реющий над Кремлем, взвился на Северной Земле... Сквозь льды,
снега, туманы и полярные метели будем продвигать наш флаг все дальше и
дальше к северу. .»