Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
Па сведчанні Л. Мартынюка, пры сустрэчы ў Гродна, В. Быкаў параіў: «Ты не ваяваў, і дзеля таго, каб адчуць праўду атмасферы вайны, перачытай „Севастопольские рассказы“ Талстога. Там усё праўда». І прыкладна тады ж зрабіў дароўны надпіс на выданні «Роман-газеты» (№ 19), куды была ўключана «Пастка»:
«Лёне Мартынюку, с дружбой и надеждой, что в кино получится лучше, чем в этой книге. Пусть твоим девизом будет: ломоть черствого хлеба, густо посыпанный солью.
Искренне
6 [?]/XI–64 г.».
Першы варыянт сцэнарыя, прадстаўлены Л. Мартынюком яшчэ да заключэння дамовы, быў разгледжаны на рэдакцыйным савеце 11 мая 1965 г., на якім прысутнічаў і В. Быкаў.
Пры размове сам-насам В. Быкаў сказаў Л. Мартынюку: «Тое, што ты прыдумаў, гэта ўсё цікава, але гэта ўсё не маё». Між тым прадстаўлены сцэнарый быў прыняты ў якасці першага варыянта; аўтарам былі зроблены наступныя рэкамендацыі: «…найти точный финал, который эмоционально и смыслово завершил бы новеллу.
2. Уточнить образ Петухова, сделать его тоньше, избежать прямолинейности в его характере».
Быў прызначаны тэрмін здачы выпраўленага варыянта — 15 чэрвеня; з В. Быкавым і Л. Мартынюком, як аўтарамі, была падпісана дамова.
Другі варыянт сцэнарыя здадзены Л. Мартынюком 21 мая і меў іншую назву — «Убитый». Пасля кансультацый з пісьменнікам у Гродна і Мінску рэжысёр значна перапрацаваў сцэнарый (па словах Л. Мартынюка, В. Быкаў выступаў у якасці вуснага суаўтара), наўмысна вярнуўшыся да літаратурнай першакрыніцы. Перапісаным аказаўся ў тым ліку фінал, да якога ў сцэнарна-рэдакцыйнай калегіі было больш за ўсё прэтэнзій. Так, у першым варыянце ён выглядаў наступным чынам:
«Потом в поле его зрения попали знакомые валенки с желтыми старыми подпалинами, и он, вздрогнув, поднял голову: напротив стоял Орловец…
Климченко поднял голову и увидел перед собой страшное от густой щетины лицо ротного, на котором бешено горели глаза.
Лейтенант онемело и безразлично взглянул в гневную пропасть его зрачков.
В следующее мгновение он, Климченко, с нестерпимым звоном в ухе полетел на землю.
Молча, затаив дыхание от боли в голове, он медленно встал и изо всей силы ударил ротного.
— Пристрелить его, гада! — крикнул ординарец Орловца.
Несколько солдат осуждающе обернулись на его крик. Другие были в растерянности. Климченко опустил голову и когда он поднял глаза, то увидел… эту же растерянность в глазах Орловца, который понял что-то, вглядываясь в открытое окровавленное, но не сломленное лицо лейтенанта.
И, словно не выдержав этого взгляда, Климченко расслабленно опустился на землю, защемил меж колен лицо и выдавил из себя нечеловеческий, полный отчаяния и боли стон:
— Братцы мои!.. Сумка у них и списки… Кругом гневно загудели бойцы:
— Сволочи! Это все они, сволочи!
— Ну, если возьмем высоту…
— Возьмем!
Перекрывая
— Тихо! Молчать! Коли ни черта не понимаете… Ну что мне теперь с тобой делать… Так говорил все же не ты…
Климченко с удивлением поднял голову на Орловца, вдруг быстро вскочил, глаза его пылали бешенством, он рванулся к Голаноге и дернул дуло его автомата.
— Дай!
Ёсць падставы меркаваць, што 21 мая быў здадзены варыянт пад назвай „Убитый“ — у машынапісе алоўкам зроблены невялікія стылёвалексічныя праўкі, якія былі ўлічаны ў варыянце пад назвай „Западня“, падрыхтаваным, відаць, пасля 2 чэрвеня — пасля абмеркавання сцэнарнарэдакцыйнай калегіяй (якую, між іншым, не задаволіла назва „Убитый“).
Голанога, бессмысленно моргнув глазами, отдал автомат взводному. Климченко, будто обезумев, рванулся по склону туда, вверх к высоте.
За ним побежал один солдат, второй, третий, четвертый…
— Отставить! Стой! Назад! — летел им вслед голос Орловца. — Климченко, назад! Все назад! Бегом!
И все остановились. И пошли обратно к оврагу.
Климченко дошел до края, где скрылся командир роты, и увидел его уже внизу у ручья. Рядом с ним стоял офицер в белом полушубке с двумя солдатами.
— Сдать оружие! — донесся до Климченко голос офицера.
— За что? — тихо, про себя, спросил Климченко и ветер как бы разнес над оврагом: — За что? За что?..
— За что, капитан, скажите?
— Ничего, Климченко, не бойсь! Иди сюда. Разберемся.
— Ты победил, сволочь! — сказал Климченко, будто в тумане видя перед собой Чернова. — Сволочь… сволочь?.. — словно повторило эхо, — победил… победил… победил?..
— Взять его! — махнул Петухов — офицер в белом полушубке. И два солдата из комендантского взвода неохотно полезли на обрыв.
— Постойте! Что вы делаете? Вы соображаете или нет? — бросился к Петухову Орловец.
— Трибунал все сообразит! Порядка не знаешь!?
— Ах ты, шкура!
— Я, я? Ах, и ты? И ты тоже? Сдать оружие!
— Что? Оружие? А ты мне его давал? Вон! Вон отсюда! Я здесь командир!
Разъяренный Петухов рванул с плеча ротного его измятый, рассеченный осколком погон:
— Сгною, гад!..
Орловец судорожно начал расстегивать кабуру.
Но в этот момент между ними встал Климченко, окружили солдаты.
— Уйдите, капитан, — сдавленно прошептал он. Солдаты отделили Орловца от Петухова.
— Ну, вы меня запомните!.. Вы меня всю жизнь помнить будете! — говорил Петухов, оправляя шинель и шапку, потом он повернулся и скорым шагом пошел в тыл по оврагу. За ним не спеша семенили два бойца из комендантского взвода.
Грохнул далекий выстрел орудия, второй, третий, и над оврагом прошелестели снаряды, разорвавшись на высоте.
— Через десять минут атака! Все по местам! — заорал Орловец. Солдаты разбегались по траншеям.