По обе стороны фронтира
Шрифт:
Поначалу старики и начальники следили за ним, учили уму-разуму, затем убедились в воинской сметке, в лихости и отваге. Постепенно стали давать отдельные поручения, а вскоре почти никто и не поминал возраста урядника. Старики порою степенно замечали – быть Якову по примеру отца офицером. Непременно быть. На службе ведь все видно – кто станет лихим казаком, а кто годится даже в атаманы. Как Яков. Не по заслугам отца, по собственным способностям. Не зря сверстники с самого начала признавали его авторитет, а по мере взросления стали прислушиваться и взрослые.
Старшему Бакланову оставалось
Силушкой молодого урядника бог не обидел, по части рубки и владения пикой он мог заткнуть за пояс многих бывалых, дело было лишь за опытом. Да и то – в первом своем настоящем бою Яков участвовал еще девятилетним, причем не сплоховал, отличился, хотя, кажется, куда мальчишке там, где дерутся на смерть взрослые люди!
Эх! Скорее бы усы выросли! Все солиднее вид. Но какие усы, когда даже вместо усиков лишь легкий пушок над верхней губой? А без усов какой казак? Свои-то знают, но посторонним доказывай…
Всего на заставе было девять человек: урядник и восемь казаков. Четверо в дозорах, четверо отдыхают в готовности помочь товарищам в случае заварушки или иных осложнений. Разумеется, наготове был костер, не тот, в ложбинке, а другой, сигнальный, только нужды в нем, слава богу, пока не было.
А скоро и смена заявится. Остается надеяться, их служба будет тоже безоблачной и спокойной. Осталось всего-то три дня. А затем – возвращение, неизбежная и желанная банька, чарочка после парной, отдых… Лепота!
Еще три дня…
Потихоньку доспевает в котле каша. Скоро подъедут дозорные, а там и неспешный обед. Еще бы солнце не так жарило, а то даже ешь, и то потеешь.
Яков хорошо знал своих казаков. Потому стоило Михаилу чуть насторожиться, как урядник немедленно спросил:
– Что?
Вроде никого не видать было в степи, и все-таки Михаил, лет на пять старше командира, крещенный индеец, посватавшийся к дочери Полякова, оженившийся, да так и оставшийся в станице, зря напрягаться не будет.
Владеть саблей Бычий Хвост (так переводилось его исконное, дохристианское имя) пока умел лишь на среднем уровне, пикой – вполне терпимо, все же у индейцев исконно имелись копья, а переучиться недолго, но прирожденный охотник умел чуять издалека и всадников, и дичь. Каким образом – объяснить новоявленный Михаил не мог, однако вряд ли дело было лишь в отличном слухе.
– Всадники, – односложно ответил казак.
– Понятное дело. Пора нашим возвращаться, – заметил Петр.
– Это не наши. Наши уже рядом. А те – далеко. И едут со стороны границы.
– Гляньте, – кивнул урядник.
Вообще-то на холме был наблюдающий, но вдруг?..
Пока проверяли, Михаил, желая удостовериться в предположениях, припал ухом к земле и долго настороженно слушал.
– Едут. Не меньше двух десятков. Наверно, индейцы.
– Почему? – не выдержал подобной осведомленности Бакланов.
Ему по молодости хотелось быть лучшим во всем, да вот не получалось. Нет, обиды не было, как не было зависти, зато имелось огромное
Урядник не выдержал, тоже припал к земле, но ничего услышать пока не смог.
– Просто. Кони не подкованы. Соседи куют. Мы – тоже. Индейцы – нет.
Получалось, себя к индейцам Бычехвостов не относил.
Так ведь казак – не нация, а судьба.
Но все-таки первым заявился левый дозор. И уж потом с холма скатился все тот же Петр и тихо выдохнул:
– Индейцы. Человек двадцать, не меньше. Все верхом, с ними еще несколько заводных лошадей. И вождь имеется. С перьями на голове. Все как положено.
Невольно на Михаила посмотрели с уважением. Такой талант заслуживал почтения.
– Давай взглянем вместе, – предложил индейцу урядник. – Подскажешь, что хоть от них ожидать.
Гости-то разные. Одни едут с добром, другие – с какой-нибудь каверзой, третьи просто бегут куда глаза глядят, лишь бы подальше от обосновавшихся севернее поселенцев и их странного государства.
Иногда ясно сразу, зачем и почему. Негры, скажем, чернокожие, таких казаки до прибытия сюда и не видывали, те явные беглые. Белые – уже по-всякому. И возможные преследователи, и бандиты, но порою – заблудившиеся люди, а то и любопытный народ, желающий узнать, как живут южные соседи. И совсем неясно с индейцами. Тут уж надежда на Михаила. Он разбирается в многочисленных племенах, а равно – в намерениях. Насколько это возможно, разобраться с намерениями.
– Кто-то из равнинных. Точно не скажу. По-моему, с миром, – высказался Бычехвостов, внимательно посмотрев на далеких всадников. Широкое лицо казака оставалось привычно-невозмутимым.
– Сам вижу, что с миром, – пробурчал Бакланов.
Два десятка конных – это не набег за лошадьми. Маловато их, да и едут в открытую, пусть с некоторой опаской.
– Что ж, Петр, остаешься здесь за старшего. Мало ли… Михаил и Иван – за мной. Поедем, спросим, с чем пожаловали.
Какие сборы у казака? Трое взяли пики и подчеркнуто неспешно выехали из-за холма навстречу гостям. Подвоха особо не ждали, но случись что, пика – оружие в умелых руках грозное, а руки у казаков были умелыми. Кому-то из противников явно не поздоровится. Оставшиеся же на холме дежурные вполне успеют подать тревожный сигнал соседним заставам.
Разумеется, гости сразу заметили казаков. Возможно, и раньше знали о заставе. Но внешне все оставалось по-прежнему. Лишь направление чуть изменилось с расчетом съехаться по пути.
Оружия гости не извлекали. Бакланов машинально отметил – помимо луков и томагавков у четверых к седлам были приторочены ружья.
Жара донимала, только индейцы, похоже, не обращали на нее внимания. Подумаешь, солнце! Надо радоваться, что оно светит над миром, что до духоты – подобное с рождения настолько привычно, что даже думать не стоит. Здесь тепла хватало всегда, зато снега никто не видел. Где-то там, дальше на севере, он, разумеется, выпадал, однако где тот север? Южный край, мечта сельского труженика. Лишь работай в поле да успевай снимать урожай. Или скот разводи.