По обе стороны правды. Власовское движение и отечественная коллаборация
Шрифт:
Однако сформировать правительство так и не удалось. При активном влиянии начальника Штаба ГУКВ генерал-майора Семена Краснова и референта Восточного министерства и немецкого представителя в ГУКВ доктора Николая Гимпеля соглашение было аннулировано приказом № 6 от 29 августа 1944 года{813}. Возможно, отказ от создания казачьего правительства был обусловлен тем, что германские власти (или часть их) в то время уже сделали ставку на Власова, а не на Краснова{814}.
Противоположность взглядов Власова и Краснова подчеркивает и отношение к событиям 20 июля 1944 года. Сразу же после попытки покушения на Гитлера атаман издал специальный приказ по казачьим войскам (№ 5 от 22 июля 1944 г.), в котором подчеркнул, что «Господь спас нашего вождя», а заговорщиков назвал «слабыми, трусливыми, бесконечно подлыми, гнусными людьми». Одновременно он направил телеграмму самому фюреру (ее текст был ре-публикован и в приказе): «Казачьи войска, перешедшие на сторону Германии и вместе с ней сражающиеся против мирового еврейства и большевизма, с глубоким негодованием и возмущением
Казаки усугубят рвение своего служения для спасения Германии и Европы от большевистской заразы. Живите многие годы наш вождь Адольф Гитлер» {815} . [175]
В свою очередь в периодике РОА ограничились формальными дипломатическими заявлениями. Была опубликована редакционная статья «Рука убийц отведена», а также перевод нескольких немецких материалов {816} . Сам Власов воздержался от какого-либо проявления верноподданнических чувств, хотя внешне и дистанцировался от заговорщиков. Штрик-Штрикфельдт вспоминал, как в присутствии генерала сказал о самоубийстве одного из них, «очень близкого друга» оберста барона Весселя фон Фрейтаг-Лорингхофена. Власов «с совершенно равнодушным» видом сказал, что не знает такого. Вскоре генерал объяснил свою позицию: «я вам уже однажды говорил, дорогой друг, что нельзя иметь таких мертвых друзей. Я потрясен, как и вы. Барон был для всех нас особенно близким и верным другом. Но я думаю о вас. Если вы и дальше будете так неосторожны, следующий залп будет по вам» {817} .
175
Спустя месяц, в приказе № 10 от 20 августа 1944 года Краснов писал: «12 августа… получена следующая телеграмма: “…Фюрер и главнокомандующий армией поручил мне передать вам его сердечную благодарность за ваши пожелания счастья по поводу неудавшегося покушения. Подписал: полковник Шухардт”.
Казаки! Внимание к нашему общему искреннему и сердечному пожеланию счастья фюрера — заставляют нас всех стать заедино, слиться в одну крепкую, ничем несокрушимую стену казачьей семьи» (На казачьем посту. №. 33.1944. С. 2).
Краснов, обеспокоенный активностью Власова (тем более, что РОА и ее лидер были «самой излюбленной темой» среди казачества, и многие в его среде расценивали генерала как «народного вождя»){818}, стремился заручиться поддержкой высших нацистских функционеров. В сентябре 1944 года он добился приема у Гиммлера. Атаман предложил рейхсфюреру СС сформировать стотысячную казачью армию и перебросить ее на удерживаемую вермахтом часть Западной Украины. А в ноябре Краснов вместе с тогда еще полковником, главой Казачьего стана Тимофеем Домановым встречался и с Розенбергом{819}. Алексей Шлиппе считал, что немцы в конце войны хотели объединить все русские части вокруг главы РОА, а потому «желали примирения Краснова с Власовым и их совместного действия»{820}. Последнее совпадало с интересами части казачества, в том числе его руководства. В частности, генерал-лейтенант, «донец», Евгений Балабин еще 25 октября 1944 года писал Власову: «казачество пойдет с вами на освобождение России», рекомендуя в президиум КОНР в качестве представителя донских казаков генерал-лейтенанта Федора Абрамова{821}. И хотя, по мнению Голдина и Крикунова, на провозглашении Пражского манифеста, который подписали такие видные представители казачьей эмиграции, как Евгений Балабин, Шамба Балинов и Федор Абрамов, в Испанской галерее Пражского града присутствовал среди прочих и Петр Краснов, впрочем, категорически отказавшийся входить в состав КОНРа, до полноценного объединения было еще далеко{822}. В частности, Краснова беспокоило, что в манифесте Власов «видимо умышленно» ничего не говорил о казаках, в том числе об их дореволюционных привилегиях. Незнание главой освободительного движения казачества грозило последнему опасностью «раствориться в массе русского народа», когда «от него не останется даже воспоминания»{823}. Поэтому незадолго до этого атаман «горячо протестовал» против участия в заседании Абрамова и Балабина (последний возглавлял Общеказачье объединение в Германии), считая, что эта «случайная, небольшая кучка казаков не имеет права никого уполномочивать представлять собою донское казачество»{824}. Правда, атаман не назначил вместо них тех станичников, которые, по его мнению, могли бы достойно представлять донское войско.
Несмотря на поддержку власовского движения частью казачества (приветственные телеграммы ряда станиц), определенная дистанцированность от КОНР прослеживалась и в периодике. Так, в «Казачьих ведомостях» (редактор Петр Краснов), в статье по поводу Пражского манифеста писалось, что «вся казачья печать единодушно приветствовала обнародование манифеста, выразив тем самым непреклонную волю всего казачества общими усилиями сокрушить большевизм», но далее следовала оговорка: «казаки поддержат русскую освободительную армию и под руководством своих казачьих начальников
В последнем Краснов оказался солидарен с характеризовавшимся крайним сепаратизмом Казачьим национальным движением, возглавлявшимся Василием Глазковым, которое поддерживалось министерством оккупированных восточных территорий Розенберга. В издававшемся последним в Праге «Казачьем вестнике» по поводу манифеста было сказано следующее: «Учреждением комитета русский народ формально выражает свою готовность бороться против большевизма. Надо полагать, что одновременно это свидетельствует о том, что в русском народе начинается оздоровление от большевицкого угара, которым страдает русский народ с 1917 года и что это оздоровление уже выражается в форме активного желания участвовать в борьбе против большевизма. Мы, казаки, всегда приветствовали и приветствуем каждое усиление и укрепление противобольшевистских сил, в том числе и противобольшевистских сил русского народа, формирующихся из среды русского народа». Как и Краснов, «самостийники» утверждали, что «казачий народ ведет свою освободительную борьбу против московского большевизма с самого его рождения. И в нынешней борьбе против СССР казаки с первых же дней явились самыми активными ее участниками и верными союзниками Великогермании. Германское правительство своей декларацией к казакам от 10 ноября 1943 года перед лицом всего мира оценило казачью борьбу за право жить на своей казачьей земле, роль и значение казачьего народа в борьбе против большевизма»{827}. Впрочем, по некоторым сведениям, позднее Глазков лично обращался к Власову, с просьбой принять его в КОНР{828}.
Подобные заявления, равно как и игнорирование «власовской» темы в подконтрольной Краснову периодике («На казачьем посту», «Казачьи ведомости»), прямо противоположны пропагандистским методам со стороны руководства КОНР, стремящегося к объединению с казаками. В периодике РОА нередко появлялись материалы, посвященные казакам-коллаборантам{829}. Правда, зачастую с подписями, указывающими на их принадлежность к власовской армии: «лихие казаки, сражающиеся в рядах Русской Освободительной Армии»{830}.
Тем не менее не только сами коллаборанты, но и власти продолжали желать «примирения Краснова с Власовым и их совместного действия». А так как «только при личном свидании… они сами смогут обо всем договориться, смогут высказать свои основные взгляды, сделать некоторые уступки, внеся нужные коррективы», то ими была организована еще одна встреча, которая тоже состоялась у фон Illumine 7 января 1945 года {831} . [176] На нее «Власова сопровождал генерал Федор Иванович Трухин, адъютант Власова лейтенант Антонов [177] и еще несколько человек из русских. Из немцев было пять-шесть офицеров из ваффен СС. Очевидно, все были из балтийцев и понимали по-русски, но разговор с ними шел исключительно по-немецки через переводчика, одного из них» {832} . Гости прошли в столовую ждать опаздывавшего Краснова. Шлиппе-младший и Кононов поехали за ним.
176
Ленивов ошибочно называл ее первой встречей и датировал 9 декабря 1944 г. (Ленивов А.К. Под казачьим знаменем. С. 162).
177
Капитан ВС КОНР Ростислав Антонов.
В данном случае поведение генерала, всегда отличавшегося пунктуальностью, было обусловлено либо какой-то «дипломатической игрой» (так Сталин обычно «опаздывал» на заседания международных конференций, чтобы собравшиеся стоя приветствовали его), либо — психологическими причинами, подсознательным протестом перед неприятной для него встречей. Наконец припозднившийся атаман прибыл.
Алексей Шлиппе вспоминал, как «Краснов вошел в столовую, где все, стоя и с явным почтением, встретили его… Он демонстративно подошел сразу к Власову, который, насколько я помню, тоже сделал шаг навстречу к Краснову. Краснов обнял Власова и во всеуслышание сказал (привожу почти дословно): “Дай вам Бог силы и да благословит Он ваше дело”. Затем он поздоровался и со всеми присутствующими. Оба генерала после приветствий уединились в кабинете отца. Одна деталь: Власов, стройный, высокий, прошел в дверь первым, а уже за ним среднего роста, довольно полный Краснов. “Власов-то себя хозяином чувствует: генерал-лейтенант перед полным генералом прошел”, — шепнул мне Игорь Новосильцев. Они оставались в кабинете около часа. Потом туда позвали генерала Трухина и отца, Федора Владимировича Шлиппе. Вчетвером они говорили без малого час. (К сожалению, мне вскоре пришлось уехать, и я даже в общих чертах не смог расспросить отца о содержании беседы.)
Во всяком случае, примирение и соглашение состоялось, и прошло оно не столько под давлением властей, сколько по искреннему желанию встретившихся. Это было видно из того, как дружелюбно и тепло простились оба генерала. Краснов вновь повторил фразу, высказанную при встрече, но менее официально, а поэтому и более убедительно»{833}. Шлиппе позднее вспоминал, что оба генерала остались на ужин, «в течение которого Власов не отказывался от лишней рюмочки», после чего все разъехались{834}.