По образу и подобию
Шрифт:
— Привет, Алексей, — отозвалась Алёна.
— Что, опять с Генкой поцапалась?
Алёна угрюмо промолчала. Обсуждать Каспарова она не собиралась.
— Понятно…
— Что он ко мне лезет? — не выдержала всё же Алёна. — И шёл бы себе мимо. Я не понимаю, что ему надо?
— Влюбился, — пожал плечами Алексей.
— Идиот, — сказала Алёна и показала руку с обручальным кольцом. — Я замужем!
Алексей снова пожал плечами. Сказал:
— Вообще, редко кто замуж выходит в четырнадцать. Ему непонятно.
— А я при
— Ни при чём, — ответил Белоглазов.
В тёмной степи вспыхнули сиреневые и синие пятна — распустились ночные цветы-люминофоры. Они привлекали так насекомых-опылителей.
— Планета насекомых, — сказал Белоглазов, задумчиво рассматривая колыхающееся призрачное зарево.
— Точно, — поддакнула Алёна. — Биологи говорят, здесь нет ни одной млекопитающей формы. Растения и насекомые, насекомые и растения. В озёрах вместо рыбы — личинки насекомых. Во-от такие, — девушка развела ладони, показывая размер. — Чтоб мне, если вру! Повара грозились приготовить на ужин.
— Я есть не буду, — угрюмо сообщил Белоглазов.
— Ты что, это же органика! — поддела его Алёна.
— Всё равно не буду. Лучше паёк!
Хуже пайка в плане вкусовых качеств не существовало ничего в природе. Высокоэнергетические, но на вкус — жёваная резина. Предварительно использованная по секретному назначению, как неудачно шутили некоторые. Алёна подумала, и решила, что запечённую личинку тоже съест только в исключительном случае.
— Алексей, прости, — сказала Алёна. — Глупый вопрос, но… можно спросить?
— Спрашивай, — пожал он плечами.
— А почему ты не женишься? Тебе ведь уже скоро двадцать пять… А после двадцати почти все уже в браке…
Алексей пожал плечами, чуть усмехнулся.
— Так получилось…
— Не отвечай, если не хочешь, — быстро сказала Алёна. — Извини…
— Ладно тебе… не извиняйся… Просто та девушка, на которой я бы женился, занята и счастлива. А те, кто вышел бы замуж за меня… Они славные девчонки, но я их обманывать не хочу.
— Так ведь всю жизнь можно… — тихо выговорила Алёна.
— Можно, — кивнул Алексей. — Но я, конечно, не такой дурак. Просто подожду ещё немного. Неразделённая любовь — это болезнь, которой надо переболеть хотя бы один раз в жизни…
Алёна почесала в затылке. В словах Алексея была своя толика правды, но… Алёна подумала, что бы было, если бы Тим не отозвался на её чувства? Тогда, в первый день знакомства, может быть, и ничего. И потом тоже. Весь период до Отрадного, а вот уже после… А если бы он отказался позже? Нашёл бы другую… эээ, нет, это не про Тима… просто отказался бы. Небо бы рухнуло, наверняка. И это был бы однозначный ужас.
На террасе всё что-то подозрительно утихло. Алёна обернулась и заметила Тима с его обычной улыбочкой и кулаками в карманах. Трудно было услышать, о чём с ним говорят, и у Алёны сами собой сжались кулаки: если опять задирают… Но Тиму
Сел на лавочку, стал возиться с инструментом — подтягивал, подкручивал, пробовал, так ли звучит. Вскинул голову, когда Алёна подошла, улыбнулся ей знакомой, родной до боли грустной улыбкой. Девушка села рядом, на миг прижалась плечом, и тут же отстранилась, чтобы не мешать.
— Долго возишься, — бросил кто-то со стороны.
Алёна свирепо посмотрела туда, но определить, кто, — не смогла. Тим вскинул руку ладонью вверх, мол, сейчас… И заиграл.
То, что он умел, Алёна не сомневалась, достаточно было увидеть, как Тим держал гитару, какими уверенными движениями подтягивал струны. Но у него внезапно оказался чудесный тенор, а уж сколько он помнил песен… И последние, местного, так сказать, сочинения, и популярные там, дома, на Земле, и какие-то совсем уже незнакомые, древние, наверное, или из собственной юности. Удивил, ничего не скажешь. Удивил!
Народ, радуясь внеплановому концерту, устроил танцы. Хорошо получилось! Алёна чувствовала, что уже не забудет этот вечер никогда. Синюю ночь, жёлтые фонари по краям террасы, голос Тима и его гитару…
Тим начал новую песню. И Алёна вдруг вздрогнула. В тихой, спокойной, очень простой мелодии звучала тревога. Девушка покачала головой, — не надо. Тим улыбнулся ей, мол, понял. Но не послушал.
— Над твердью голубой есть город золотой с прозрачными воротами и яркою звездой*,- голос Тима упал почти до шёпота, но в нём звучала сила, страшная сила его паранормы. Алёна замерла в ужасе, не понимая, как другие-то ничего не замечают, вон, снова танцуют… парочки… медленно, подстраиваясь под мелодию…
А в небе голубом горит одна звезда;
Она твоя, о ангел мой, она твоя всегда.
Кто любит, тот любим, кто светел, тот и свят; Пускай ведет звезда тебя дорогой в дивный сад…
Алёна слушала, прижав ладони к щекам, и больше всего ей хотелось крикнуть, вскочить, разбить фонарь, словом, сделать хоть что-нибудь, чтобы разбить застывший чудовищным янтарём воздух.
Тебя там встретит огнегривый лев И синий вол, исполненный очей С ними золотой орёл небесный Чей так светел взор незабываемый…
* Эту песню кто только не пел, авторство часто ошибочно приписывают группе «Аквариум». Справедливости ради, версия «Аквариума» наиболее известна народу. Но Тим исполняет канон — на стихи Анри Волохонского…
Тим осторожно положил рядом с собой гитару, волна седых волос скрыла лицо, но Алёна успела заметить влажный отблеск на щеке, — слёзы.
— Тим, — Алёна осторожно взяла его под руку, — ну-ка, пойдём. Пойдём отсюда…
Он послушно дал себя увести, и клубившееся в воздухе напряжение двинулось следом. Алёна чувствовала, как стягивают кожу психокинетические поля, — почти как на тренировке, когда приходится защищать руки от собственного огня.