По осколкам разбитого мира
Шрифт:
— Ты ни в коем случае не должна доверять…
Дверь распахнулась. Как вспугнутая птица, Алексия ринулась в дальний конец коридора, тонущий в полумраке и лишь изредка освещаемый всполохами защитной магии на прутьях клетки. Надежного укрытия здесь не было, и Алексии оставалось лишь надеяться на то, что вошедший — или вошедшие — не пойдут так далеко и не заметят ее в темноте. Она до боли в лопатках прижалась к стене между двумя клетками и замерла, боясь даже дышать. Если ее обнаружат здесь, в тюрьме, ей придет конец.
Глава
Алексия услышала шаги, раздающиеся с разным ритмом — вошедших было двое, и только потом увидела два мужских силуэта. Они все приближались, но остановились на достаточно большом расстоянии от нее.
— Ну что, — проговорил один из них со странным акцентом, — сегодня ты наконец будешь говорить?
— Ни за что.
Алексия похолодела — говорившим был ее отец.
— Ох, Эйб, ты делаешь большое одолжение нашим алхимикам, позволяя им проверять на тебе их новейшие яды.
Алексия прикрыла глаза. Значит, отца действительно пытали.
— Эйб, что ты знаешь о Слиянии? — елейным тоном, от которого по ее телу поползли противные мурашки, спросил голос с акцентом.
— Вы ничего от меня не добьетесь.
— Добьемся. — В голосе незнакомца звучала откровенная насмешка. — Ты крепок, но ты не из стали. Рано или поздно, но ты сломаешься.
— Осади, Ганн.
При звуках этого голоса ее сердце замерло в груди — противоестественно, до боли замедлив свое биение. Нет. Этого не может быть. Просто показалось.
Второй силуэт приблизился к клетке. Алексия видела только профиль, да и то нечетко — на таком расстоянии и при недостатке света лица не рассмотреть.
— Эйб, в твоих же интересах рассказать нам то, что написано в дневнике. Ты знаешь, что стало причиной Слияния. И нам нужно это знать. И — Ганн прав — ты не сможешь сопротивляться нам бесконечно.
Алексия пришлось зажать себе рот рукой, чтобы наружу не вырвался крик. Она прикрыла глаза, умоляя себя стоять ровно, но ноги едва держали ее. Это действительно был он.
Голос второго Венетри принадлежал Кристоферу. Ее любимому. Ее жениху и будущему супругу.
Теперь Алексия знала, что значит — разбитое сердце. Словно кто-то тронул его ледяной рукой, и оно перестало биться. А потом раскололось на мириады осколков, и они падали, падали… Все внутри нее оледенело. Заледенела душа, и она, наверное, даже бы не удивилась, если бы капающие с глаз слезы превратились бы в осколки льда.
— Кристофер, тут кто-то есть.
— Что? — Силуэт развернулся в ее сторону.
А Алексии вдруг стало все равно. Пусть они найдут ее, пусть посадят в одну клетку с отцом.
— Всплеск чужих эмоций, чужой силы, — туманно объяснил голос с акцентом.
— Чужая энергия.
— Так найди ее обладателя, — зашипел Кристофер.
И Ганн, пройдя несколько шагов по затемненному пространству тюрьмы, нашел. И выволок Алексию за волосы. Все, что она сумела — вывернуться, едва не свернув кисть Ганна.
Все, что она хотела —
Кристофер побледнел. Наверное, Алексия — последняя, кого он ожидал здесь увидеть.
— Ты, — прошептал он.
Алексия молчала — ледяные осколки впились в горло, мешая говорить, мешая даже дышать.
— Я… ты должна понять, я делал это ради нас двоих. — Кристофер говорил убежденно, но Алексия ему не верила.
С трудом, но она все же нашла в себе силы с горечью сказать:
— Ты — Венетри.
— Да, но…
— Как давно?
Она ждала ответа с замиранием, ждала, едва дыша. И все поняла по глазам Кристофера — еще до того, как он обронил:
— Всю жизнь. Столько, сколько себя помню. Мой отец… я пошел по его стопам.
— Значит то, что ты подобрался ко мне… То, что ты говорил — о любви и желании сделать меня своей невестой — все это ложь? Ты просто использовал меня, чтобы узнать о дневнике отца! А наша дружба — с самого детства — это тоже часть тщательно спланированного спектакля?
— Нет.
Кристофер протянул к ней руки, но Алексия с исказившимся лицом отшатнулась. И эти руки когда-то ласкали ее! Теперь она не могла думать об этом без отвращения.
— Алексия, послушай! Венетри не так давно узнали, что твой отец знает что-то о причине Слияния. Они велели мне узнать обо всем. Подобраться к тебе ближе. Да, это так. Но… Я люблю тебя, Алексия, всегда любил. Мне пришлось пойти на это — ты не представляешь, какими изощренными бывают Венетри. Они не прощают ошибок. Твоего отца похитил не я, клянусь! Наоборот, я изо всех сил пытался убедить их, что в этом нет нужды, что обо всем я узнаю у тебя и при этом никто не пострадает! Но меня не послушали. Я сумел лишь выиграть время, но ты разгадывала шифр слишком долго, у них кончилось терпение!
— Все ложь, одна ложь. — Алексия закрыла глаза. В какой-то момент ей показалось, что сознание ее покинет. Но усилием воли ей удалось удержать себя в руках. Она не хотела доставить Кристоферу такого удовольствия. Ни за что.
— Алексия, прошу, поверь мне! Венетри не настаивали на женитьбе, это было мое решение! Я не хотел подбираться к тебе ближе, я хотел быть с тобой!
— Ах, и за это я должна быть тебе благодарна? — Она рассмеялась издевательским смехом, но внутри нее в этот момент что-то умирало. Лопались невидимые струны ее души, одна за одной. Одна за одной.
С губ Алексии сорвался стон — она поняла. Она все поняла.
— Ты специально поддерживал во мне веру в то, что отец жив. Ты видел мои страдания, но говорил это не для того, чтобы их облегчить. А для того, чтобы я продолжала его искать. Чтобы я продолжала искать шифр к дневнику. А все это время отец находился здесь, в лаборатории. И когда ты предлагал мне помощь в расшифровке… Что? Они потеряли терпение? Велели тебе надавить на меня?
— Они хотели действовать более жестко. Хотели тебя похитить. Но я не дал им этого сделать.