По остывшим следам [Записки следователя Плетнева]
Шрифт:
Неожиданно в квартиру позвонили. На пороге появилась дворник.
— Там… в парадной… лежит ваша дочь! Быстрее!
У Ларисы Николаевны потемнело в глазах.
— В какой парадной? — с дрожью в голосе спросила она.
— В соседней, проходной!
Проходная парадная в доме была одна. Лариса Николаевна побежала к ней, рванула первую дверь, вторую, сделала несколько шагов по ступенькам вверх, к площадке перед лифтом, и увидела небольшую группу людей. Они едва слышно разговаривали друг с другом. Какая-то старушка сказала:
— Когда я наткнулась на нее в тамбуре,
За этой группой стояли два парня в халатах, а на цементном полу, у их ног, лежала Таня — в пальтишке, как была, в шапке, сапожках. Лариса Николаевна бросилась к ней, упала на колени и, обхватив ладонями ее голову, закричала:
— Таня, Танечка, доченька моя, что с тобой?! Очнись, Танечка!
Таня не двигалась. В ужасе отпрянув от нее, Лариса Николаевна увидела в ушах и на губах дочери запекшуюся кровь. Был момент, когда ей показалось, что веки Тани дрогнули, а грудь еле заметно поднялась…
— Она жива! Кто врач?! Везите ее в больницу! — потребовала Лариса Николаевна, а кто-то из парней сказал:
— Отойдите, мамаша, не мешайте. Покойникам место в морге. Если вам нужен врач, то он в машине, на улице.
Лариса Николаевна побежала туда.
— Я медицинский работник! Моя дочь жива! Немедленно доставьте ее в реанимацию! — обратилась она к женщине, говорившей что-то по рации, и услышала в ответ:
— Ваша девочка скончалась. У нее обширные переломы костей свода и основания черепа. Если не верите, мы выполним ваше требование.
Дорога в больницу казалась бесконечно длинной. Лариса Николаевна, сидя рядом с носилками, на которых лежала Таня, беспрестанно всматривалась в лицо дочери, надеясь уловить в его выражении хоть какие-нибудь признаки жизни. Напрасно. Даже тогда, когда машину покачивало и в такт ей покачивалась голова Тани, лицо ее оставалось неподвижным.
Дальше приемного покоя Ларису Николаевну не пустили. Через некоторое время в глазах молчаливых сестер она прочитала сострадание, а спустя еще несколько минут к ней вышел дежурный хирург и сказал, что вернуть Таню к жизни не удастся.
Так она потеряла дочь, которую одиннадцатый год растила без мужа, питавшего неприязнь к маленьким детям и ушедшего из семьи вскоре после рождения ребенка.
Похоронить Таню помогла школа. По возвращении с кладбища Лариса Николаевна вынула из портфеля дочери учебники, тетради, дневник, сложила их стопками на письменном столе, повесила над ним ее портрет и прикрепила к нему два черных капроновых бантика из лент, которые по утрам вплетала в Танины косы.
Еще до похорон к ней приходил следователь, чтобы выяснить, были ли у Танечки недруги. Нет, Таню любили все, кто ее знал. Следователь спросил, водились ли у нее деньги, не позволяла ли она себе лишнего в общении с мальчиками. Лариса Николаевна ответила отрицательно.
Он проявил интерес к ее собственным отношениям с бывшим мужем, с соседями по дому и сослуживцами. И тут ее словно током ударило… Сколько раз за последнее время она делала замечания школьной поварихе Тыриной за грязную посуду! А за неделю до смерти Тани поймала ее на недовложении в порции сосисок и пообещала сообщить об этом в ОБХСС.
— Ты
Повариху поддержала тогда посудомойка — пьяница Кошкина, которую не увольняли с работы якобы потому, что заменить ее было некем. Тырина подкармливала Кошкину, и та за бутылку «бормотухи» могла пойти, конечно, на все.
Следователь записал это. Несколько позднее Лариса Николаевна вспомнила, как на улице ее остановила бывшая уборщица школы Конюхова, похоронившая мужа, и рассказала, что на кладбище, у Таниной могилки, видела пьяную женщину, очень похожую на Кошкину. Женщина была не одна, а с каким-то мужчиной, плакала и причитала: «Танечка, бедная Танечка, деточка моя…» С какой это стати Кошкина пришла туда? Уж не потому ли, что ее замучила совесть? Да, Тырина могла организовать убийство Танечки и расправиться с ней руками Кошкиной или ее собутыльников!
Лариса Николаевна сама пошла в прокуратуру, чтобы сообщить следователю о рассказе Конюховой, а когда вернулась домой, подождала, пока стемнеет, и, прихватив с собой школьный мелок, направилась к дому, где жила Тырина. Поднимаясь по лестнице с этажа на этаж, она покрывала стены надписями: «Тырина — убийца!», «Тырина — убийца!», «Тырина — убийца!» На следующий день, обнаружив, что надписи кто-то стер, она вновь покрыла ими стены. Потом это стало привычкой…
Как-то ее задержали, доставили в штаб дружины, спросили, почему она, молодая женщина, хулиганит. Но когда Лариса Николаевна, не колеблясь, ответила, что Тырина убила Таню, ее отпустили.
Месяца через полтора она получила из прокуратуры письмо. Следователь сообщал, что преступника установить не удалось, в связи с чем следствие по делу приостановлено. Лариса Николаевна написала жалобу. Она не могла понять, как можно остановить следствие, когда преступник ею назван! Расследование возобновили, но ненадолго. Дело отдали другому следователю, и уже от него она узнала, что в прокуратуре его считают бесперспективным, «глухим». Следователь прямо сказал ей, что заниматься им он не будет, поскольку завален другими, более важными делами.
После этого она написала в Москву. Снова велось следствие, а исход был тот же. Только на этот раз следователь сделал вывод, что кто-то не умышленно, а по неосторожности стукнул Таню дверью и скрылся. Но почему так? На каком основании? Свидетелей убийства — она знала это — не было. Человека, который его совершил, не нашли, и неизвестно, что бы он рассказал, если бы был найден…
Лариса Николаевна отправила в Москву вторую жалобу…
Эта жалоба поступила ко мне вместе с делом примерно через полмесяца после ее написания. На ней была резолюция прокурора: «Тов. Плетневу. Срочно изучить, доложить свои соображения, принять все меры к установлению преступника и привлечению его к ответственности». Я внимательно прочитал и жалобу и дело, но никакой уверенности в том, что мне удастся найти убийцу, у меня не возникло. Расследование было проведено неполно, однако устранение этой неполноты, на мой взгляд, не могло дать сколько-нибудь значительных результатов.