По полянам и болотам. Повесть о войне с семинолами
Шрифт:
Старый вождь долго молча сидел в растерянности, опустив голову, обдумывая сложившуюся ситуацию. Его воины, стоявшие рядом, смотрели на него с сочувствием. Наконец он решил предоставить решать им и спросил их совета.
В один голос, без колебаний, все ответили:
– Пусть исте-хатке (белые люди) оставят свои деньги себе. Мы сможем прожить без них, но, если хоть один волос упадет с головы Коакучи, сердца наши будут опечалены и никогда вновь не придет в ни х радость.
Так что Филип Эматла поставил свой знак на бумаге, которую положил перед ним агент, и на следующий день ему позволено было уйти с миром. Из денег, полученных от индейцев, двести долларов было
Коакучи и Луис остановились в тени на опушке леса, и оставались там, готовясь побежать на помощь своим друзьям, если бы шум сражения сказал им о том, что на лагерь напали. Там они оставались всю ночь, и только на следующий день присоединились к отряду Филипа Эматлы, который возвращался домой. Когда они узнали, во что обошлась их свобода, то очень возмутились этим беззаконием.
Возмущение молодого креола соединялось с чувством глубокой благодарности, и он поклялся в том, что, если ему представится случай положить все свои силы, чтобы отплатить за это, он сделает это не задумываясь, как только потребуется, столько раз, сколько будет нужно. Теперь, чувствуя, что его свободе, за которую уплачено было так много, ничего не грозит, он решил вернуться в свой дом в Томоке, где он несколько месяцев посвятил работе на маленькой плантации, которая была единственной поддержкой для его сестры, матери е него самого. Все время, пока он упорно трудился, у него не было возможности связаться со своими индейскими друзьями, жившими у озера, но он часто думал о них, и сердце его билось чаще каждый раз при воспоминании о том, какой тяжкой доли смог он избежать благодаря им.
Полная повседневных забот жизнь в семейном доме в Томоке шла мирно и счастливо, пока однажды вечером не послышался робкий стук в дверь и слабый голос, говоривший на негритянском диалекте, попросил о помощи.
Луис, взяв свечу, открыл дверь, и, едва он это вделал, как получил сильный удар по голове, на некоторое время лишивший его чувств. Нита, бывшая в тот момент единственным обитателем дома, при виде этого издала пронзительный крик и хотела броситься к безжизненному телу брата, но двое белых, вошедших в комнату, грубо оттолкнули ее и, вытащив Луиса наружу, захлопнули дверь.
Один из этих белых – а это были знакомые нам злодеи Трап Джефферс и Росс Раффин – связал руки бесчувственного юноши у него за спиной, а другой приказал Ните принести им еды, угрожая при отказе убить ее брата у нее на глазах. Испуганная девушка поторопилась повиноваться, но, пока она трясущимися руками выставляла на стол то, что было в доме, в ее голове вспыхнула отчаянная мысль о том, как можно убежать и спастись. Ее матери не было дома, она ушла, чтобы ухаживать за умирающим ребенком ее ближайших соседей – негритянской семьи, жившей немного ниже по реке.
Пока девушка обдумывала этот план, стараясь скрыть за видимой активностью свои мысли, работорговцы плескали воду в лицо ее брату и разными иными способами пытались привести его в чувство, что им, наконец, удалось.
Придя в себя, обнаружив, в каком положении он оказался и признав людей, которые обошлись с ним столь недостойно, он потребовал, чтобы они освободили его, сказав, что он рожден свободным, и, даже если это не так, цены его свободы оплачена в многократном размере деньгами, от которых отказался Филип Эматла.
– Нет, парень, ты не свободный, и скоро ты это узнаешь, – с ухмылкой сказал Трап Джефферс. – Ты имущество,
– Но мой отец был белым, моя мать была свободной женщиной, и я был рожден…
– Молчать! Кому сказано! – с яростью крикнул работорговец.
Надеясь быть услышанным, юноша снова открыл рот, чтобы говорить, когда с яростным ревом этот скот подскочил к нему и несколько раз ударил ногой, обутой в грубый сапог из бычьей кожи, чтобы заставить его замолчать.
Когда внимание белых было этим отвлечено, Нита смогла незамеченной проскользнуть через заднюю дверь. Быстро, подстегиваемая отчаянием, бежала она по тенистой лесной тропинке, ведущей к соседской хижине, до которой было четверть мили. Там она надеялась получить помощь в спасении брата. Добравшись до нее, она в отчаянии обнаружила, что там темно и пусто. Двери ее были широко распахнуты, и на свой испуганный зов девушка ответа не получила.
Глава
IV
Пленение и побег Ниты Пачеко
С минуту Нита, дрожа от ужаса и возбуждения, стояла, не зная что делать. Потом, заметив в очаге несколько горящих угольков, она нашла щепку из смолистой сосны и сунула туда. Когда та разгорелась, ее яркий свет осветил комнату, наполнив сердце девушки отчаянием и рассказав ей печальную историю – ребенок, за которым в тот вечер присматривала ее мать, лежал мертвым на единственной в комнате кровати. Вся остальная мебель была перевернута и поломана, и весь вид комнаты говорил о том, что она была местом яростной схватки.
Нита напрасно искала следы своей матери. Было совершенно очевидно, что охотники за рабами были здесь, захватили всех, кого там нашли, и увели их в безопасное место перед тем, как заявиться в дом Пачеко. С болью в душе, не понимая, что делать, бедная девушка вышла из хижины. Едва она шагнула за порог, как ее схватили чьи-то сильные руки, и хриплый голос, который она признала – он принадлежал одному их тех, кто схватил Луиса – воскликнул:
– Что, девчонка, думала провести нас и ускользнуть, да? И братцу помочь? Знаем мы эти штучки, от нас так просто не уйдешь. Я-то сразу понял, куда ты побежишь, как только увидел, что ты удрала, и пошел за тобой. Так что теперь успокойся и иди с нами. Мы подберем для тебя местечко, где тебе найдется хорошее занятие и где жить тебе будет лучше, чем в этой богом забытой глуши.
Говоря все это, человек, крепко держа девушку за руку, вел ее назад по той же тропе, по которой она прибежала. Они ничего не говорила после того, как издала крик ужаса в тот момент, когда мужчина схватил ее, и теперь она шла с ним рядом, не сопротивляясь, так что тот решил, что дух ее сломлен и она оставила всякие мысли о побеге.
Ночь была очень темной, и Раффин, идя по незнакомой узкой тропинке, с трудом нащупывал дорогу. Вдруг, когда он случайно сошел с нее, его нога зацепилась за корень и он упал лицом на землю, при падении выпустив руку девушки. Она тут же побежала. Ее легкие шаги были почти бесшумны и не позволяли определить выбранное ею направление, и только лесное это отвечало на проклятия мужчины и приказы вернуться.