По полянам и болотам. Повесть о войне с семинолами

Монро Керк

Несколько раз за это утро уличные псы пытались наброситься на Ал-Уи, но в каждом таком случае псу достаточно было зарычать и оскалить зубы, чтобы его оставили в покое.

Завершив свои дела, Коакучи отправился назад в лагерь, где его ждали воины. На сердце у него было тяжело после полученных новостей, и его одолевали горькие мысли о судьбе друга, уведенного в рабство, который был от него слишком далеко, чтобы он мог его выручить или как-то ему помочь.

Так размышляя и обращая мало внимания на окружающее, он дошел до границы города. Он миновал последнее здание, небольшой трактир, рядом с которым собралась небольшая

группа людей, многие из которых были под действием спиртного.

Одним из них был хмурый мужчина по имени Салано, который по каким-то неизвестным причинам испытывал жгучую ненависть к индейцам и часто хвастал, что, стреляя в них, колебался не более, чем если бы перед ним был волк или гремучая змея. Рядом с этим человеком лежала его собака, неприглядного вида дворняжка, при этом довольно агрессивная.

Когда Коакучи, проходил мимо людей, не обращая на них никакого внимания, Салано окликнул его, явно желая оскорбить:

– Эй, инджун! Ты где украл эту собаку?

Если Коакучи и услышал этот вопрос, то виду не подал и продолжал идти своим путем.

Салано снова крикнул:

– Я спросил, инджун, где ты украл эту собаку? – и, выругавшись, добавил: – приведи ее сюда. Я хочу на нее посмотреть.

Ответа снова не было.

Тем временем дворняга у ног Салано стала рычать и показывать зубы, словно угрожая Ал-Уи.

Тут ее хозяин замолчал и, указав на борзую, сказал:

– Давай, сэр, порви его!

Дворняга рванулась и вцепилась в заднюю ногу Ал-Уи, нанеся ей болезненную рану.

Терпение борзой было исчерпано. Пес развернулся, за пару прыжков догнал дворнягу, убегавшую с жалобным визгом. Ал-Уи схватил ее за спину своими могучими челюстями. Последовал дикий крик, хруст костей, и дворняга замертво упала в пыль. Тут же раздался выстрел, и прекрасное животное медленно опустилось на своего последнего противника, застреленное прямо в сердце.

Все это произошло так быстро, что двойная трагедия закончилась быстрее, чем Коакучи понял, что происходит.

Поняв это, он подскочил к своему верному другу, опустился перед ним на колени и взял его голову в руки. Большие любящие глаза медленно открылись и посмотрели на лицо молодого индейца, последним усилием собака лизнула его руку, и все было кончено. Ал-Уи, Высокий, самый благородный пес, принадлежавший семинолу, который так его любил, был мертв.

При виде этой сцены люди у трактира разразилась хохотом и оскорбительными насмешками. Когда Коакучи, убедившись в том, что его пес действительно мертв, медленно поднялся на ноги, Салано с издевкой крикнул:

– Как там твоя шавка, инджун?

В следующий миг он дернулся назад с криком ужаса, когда молодой индеец подскочил к нему с горящим от ярости лицом и прошипел сквозь зубы:

– Твое сердце будет вырвано из груди за то, что ты сделал! Коакучи клянется в этом!

Даже когда он говорил, пистолет в руке Салано был направлен ему в голову, и лицо его обожгла вспышка выстрела, и пуля просвистела над его головой, не причинив ему вреда. Молодой человек, только что появившийся здесь, ударил снизу по руке убийцы, воскликнув:

– Ты спятил, Салано?

Потом, обратившись к Коакучи, он добавил:

– Уходи отсюда, от греха подальше. Этот человек напился и не понимает, что творит. Я прослежу, чтобы тебе не навредили.

Не сказав ни слова, но внимательно посмотрев на лицо говорившего,

словно стараясь запечатлеть его в памяти, молодой индеец развернулся и быстро пошел прочь.

Он не отошел от города и на милю, и шел медленно, опустив голову, поглощенный горькими мыслями, когда его размышления были прерваны топотом копыт за спиной. Повернувшись, он увидел двух всадников, приближавшихся к нему. Одновременно он заметил еще двоих, обошедших его сквозь густые заросли по обеим сторонам дороги и оказавшихся перед ним, таким образом отрезав ему все пути к спасению. Он мог бы скрыться в зарослях и за несколько минут ускользнуть от преследователей, и, будь с ним его верное ружье, он бы так и сделал. Но он был безоружен, и преследователи об этом знали – они легко могли его выследить и застрелить, ничем не рискуя, если у них было бы такое намерение.

Поэтому Коакучи продолжил спокойно идти, словно он не был объектом преследования для четырех всадников. Он хотел бы оказаться как можно ближе к своим людям, чтобы можно было позвать их, но до них было еще около двух миль, и на таком расстоянии его голоса они бы не услышали. Так что, делая вид что не подозревает о погоне или не обращает на нее внимания, он продолжал идти, пока всадники, бывшие сзади, не нагнали его. Когда они были рядом, один из них приказал ему остановиться.

Коакучи подчинился и повернулся, снова оказавшись лицом к лицу с Фонтани Салано, который совсем недавно едва не лишил его жизни.

Глава

VII

Коакучи в руках белых негодяев

Когда молодой вождь, повинуясь грубой команде, повернул лицо, то оказалось, что он находится под прицелом ружья, которое держит его злейший враг. В этот момент он понял, что находится на краю гибели и ожидал, что будет застрелен прямо сейчас – столь злобным было выражение лица белого. Все же, призвав на помощь все свое самообладание, что в минуты опасности так помогает всем индейцам, он ничем не выдал своих чувств. Он только спросил:

– Почему Коакучи должен останавливаться по команде белого?

– Потому что, Коакучи, если таково твое дурацкое имя, белый человек так решил, и потому, что он хочет увидеть твой пропуск, – с насмешкой ответил Салано.

Тем временем приблизились другие всадники, и двое из них, спешившись, теперь стояли по бокам от молодого индейца. По кивку своего предводителя эти двое схватили его и моментально связали руки у него за спиной. Даже сейчас Коакучи еще мог вырваться от них и дернулся, пытаясь освободиться, но туту у него мелькнула мысль о том, что это именно то, чего ожидают враги как повода его убить, поэтому он не стал сопротивляться и спокойно дал себя связать.

Тут же на лице Салано появилась тень разочарования, он шепотом выругался. Дело было в том, что он, испугавшись угрозы Коакучи расправиться с ним в отместку за Ал-Уи, жестоко им убитого, он решил, не откладывая, расправиться с этим опасным юношей, и начал приводить свой замысел в действие. Он рассчитал, что его жертва попытается бежать или по крайней мере окажет сопротивление. В любом случае он сможет его застрелить безо всякого сожаления, а потом сможет оправдаться на том основании, что индеец нарушил закон, только что принятый законодательным собранием Флориды, за чем он, как мировой судья, обязан следить.