По путевке комсомольской
Шрифт:
Решение пришло тотчас же: идти вперед, готовым ко всяким неожиданностям. Только не подавать виду, что струсил. Иначе какой же я комсомолец!
Как только проскрипела отворяемая калитка, сидевшие на крыльце встали. Их было четверо. При моем приближении хрипловатый мужской голос спросил:
– Это не вы Соколов?
– Я.
Ответ прозвучал глухо.
– Мы до вашей милости. Не взыщите, что прямо домой да в такой поздний час. Решили дождаться, хоть до утра… [45]
Я насторожился: начатый разговор мог служить маскировкой. На улице ни души, в хате темно, не ждут. В надежде, что кто-нибудь из Мелеховых услышит и в случае чего
– Да… поздновато. А в чем дело?
– Это мой сынок и его невеста, а это мать невестина - Наталья Ежова, из Березовской. Женить хотим. Уж пожалуйста. В долгу не останемся…
– В чем же дело? Пусть и женятся на здоровье. Попируем. Не ночью же женить! Завтра приходите в ревком, и все в порядке будет. Могут прийти и одни - не маленькие. Что еще вас беспокоит?
– Так-то по-законному должно и быть. Вчера они у тебя… у вас, значит, были, а вы отказали. Мы уж и с батюшкой на завтра договорились, а тут - на, пропасть какая, нет разрешения, или - как там по-вашему - легистрации какой-то…
В темноте узнать кого-либо из ночных посетителей было невозможно, но я сразу вспомнил, что вчера действительно отказал в регистрации брака по самой простой причине: жениху только что минуло семнадцать, а невесте не хватало двух недель даже до шестнадцати. При этом показалось особенно странным, что жених и невеста стоят и упорно молчат (как воды в рот набрали), а пришедшие с ними две матери, будущие свекровь и теща, буквально неистовствуют, с пеной у рта требуя, чтобы разрешение на брак было все-таки выдано. Дело дошло даже до угрозы жаловаться на меня.
Твердо зная, что по закону таких малолеток не женят, я считал, что поступал правильно. Для подкрепления же своей принципиальной позиции в этом вопросе хотел было с ними вместе зайти к самому предревкома, но его, к сожалению, не оказалось на месте: он уехал по делам в Михайловку.
По возвращении Гребенникова я поспешил рассказать ему о всем случившемся в загсе и даже надеялся, что за свою стойкость в решении брачных проблем заработаю похвалу. Каково же было мое удивление, когда вместо поощрения я услышал от предревкома указание, совсем не совпадающее с моим решением. Оказалось, что в данном случае я вовсе не прав и должен был брак этот все-таки зарегистрировать, «хотя бы как исключение». Григорий Иванович сказал, что такие ранние браки в казачестве не редкость и что вызваны они очень многими [46] причинами. Роднящиеся семьи он знал лично: в доме жениха нужны были рабочие руки, мать же невесты выдавала замуж свою несовершеннолетнюю дочь из-за нужды: она жила без мужа, а детей у нее было четверо.
– Потом все повернем по-своему, по закону. А пока не надо вызывать ненужного раздражения в народе, нарушая уклад жизни, существующий с прадедовских времен, - заключил Гребенников.
Теперь же у своей хаты мне ничего не оставалось делать, как согласиться утром следующего же дня принять ночных гостей, пообещав обязательно зарегистрировать брак и даже побывать на свадьбе.
Ложась спать, я уже совсем забыл о случившемся на спектакле, и засыпал довольный тем, что местный поп все-таки выполняет наши указания и не совершает обряды бракосочетания без нашей предварительной регистрации.
* * *
Между тем по мере
Вспоминая о нашем пребывании на Дону, нельзя не сказать о том, как мы, рязано-владимирские станичники (наше шутливое прозвище), пытались, так сказать, себя оказачить, стараясь изо всех сил во всем походить на местное население. Это касалось и бытовых сторон жизни, и разных казачьих забав - всевозможных манипуляций и выкрутасов с шашкой, - и пения казачьих песен, и залихватских плясок (в этом мы, владимирцы, никак не уступали), и многого другого. Однако главным - лично для меня - стало приобщение к основному казачьему искусству - искусству верховой езды. Научиться хорошо управлять конем, владеть шашкой и хотя бы двумя-тремя упражнениями казачьей джигитовки - это и была основная моя мечта, и она сбылась.
По просьбе предревкома обучать меня главному казачьему делу взялся старый бывалый казак Алексей Григорьевич Долгих, который, кстати сказать, по единодушному признанию пожилых станичников, когда-то в молодости слыл большим сердцеедом и буквально покорял [47] женский пол своей стройностью, осанкой и особенно, конечно, отменной джигитовкой. Он и сам этого не скрывал и даже гордился. «Когда я был молодым, - говаривал Алексей Григорьевич, - не то что наши - все заглядывались. Как в Царском стояли, чуть фрейлину одну к себе на Дон не заманул».
У дяди Леши остался под седлом замечательный, серой масти четырехлетний дончак, которого при отступлении белых он сумел хорошо припрятать.
Учитель он был строгий, педантичный, придирчивый, а главное, терпеливый. «Поспешишь - людей насмешишь, - повторял то и дело, - а я за тебя краснеть не хочу». Относился старый казак к взятым на себя обязанностям с охотой и чувствовал себя во время уроков так, словно выполнял большое государственное дело. В этом он видел, наверное, лучшую возможность доказать свою искреннюю преданность Советской власти.
Научиться хорошо ездить верхом оказалось не так-то просто, как представлялось мне вначале. У моего учителя была своя особая метода обучения, свой подход к этому делу. Сначала он учил меня просто сидеть на лошади («Чтоб не выглядел, как мешок с овсом»), потом правильно держать между пальцами повод и управлять конем, потом держаться на шенкелях. И все это мучение проходило пока без шага езды, на привязанном к арбе коне во дворе его дома.
Мне трудно давалась езда без седла, я сползал то вправо, то влево. Проходившие мимо девчата и мальчишки смеялись, особенно подростки, которые чуть ли не сызмальства чувствовали себя на расседланном коне не хуже, чем в седле.
Видя, как ребята лихо носятся на конях, когда отправляются целой гурьбой в ночное, я втайне от своего учителя две ночи подряд провел с ними там и, нужно прямо сказать, получил хорошие дополнительные уроки. А сколько потом мороки с седлом было! И опять подход к коню, и вдевание ноги в стремя, до которого я из-за своего маленького роста никак не мог дотянуться, и вскакивание в седло, минуя стремя… А как трудно правильно и красиво держаться в седле при езде на разных аллюрах и не набить холку лошади! Чего только здесь не натерпелся! А рубке густой лозы конца-краю не было…