По пути Синдбада
Шрифт:
Когда катера пришвартовались под кормой корабля, мы сбросили полицейским веревочный трап. Первым на него ступил офицер. Казалось, что он старается придать своему лицу самое суровое выражение — вероятно, он замыслил арестовать взявшийся неведомо откуда корабль. Но если он и в самом деле намеревался напустить на лицо показную строгость, то эта попытка закончилась неудачно, ибо, ступив на палубу, он попал ногой в коробку с куриными яйцами и, несомненно, упал бы, но оказавшийся рядом Трондур успел его подхватить. За офицером стали подыматься на палубу полицейские, что оказалось довольно трудно: им мешали увесистые винтовки времен Второй мировой войны. На помощь полицейским пришел Питер Доббс. Перегнувшись через низкий гакаборт [42] ,
42
Гакаборт — верхняя часть кормовой оконечности судна.
Тем временем офицер, успевший преодолеть замешательство, строго произнес на прекрасном английском:
— Зачем вы пришли на Четлат? Для иностранцев наш остров — запретная территория. Вам следует немедленно уйти.
— У меня на руках официальное разрешение министерства иностранных дел Индии, дающее право заходить на Лаккадивские острова, — с улыбкой возразил я.
Офицер явно смягчился: мой ответ его несомненно устроил. Иностранцы — редкость на Четлате, и приход нашего корабля обещал внести кое-какое разнообразие в привычную жизнь.
— В таком случае я должен проконсультироваться с начальством, — сказал офицер. — Пока же ваши люди должны оставаться на корабле, а вас прошу отправиться со мной в полицейский участок. Там мы рассмотрим вашу бумагу.
В сопровождении полицейских я спустился по трапу в катер, который, сорвавшись с места, а затем лавируя между рифами, направился к берегу. Четлат был необыкновенно красив, и трудно было поверить в то, что остров — не фантастическое видение. Миновав рифы, катер вошел в лагуну со светло-бирюзовыми водами, и мне открылся изогнутый полумесяцем западный берег острова, окаймленный зелеными пальмами, среди которых мелькали крыши домов. На берегу, в том месте, к которому мы приближались, стояло несколько диковинных длинных строений с крышами из пальмовых листьев. Здесь же оказалась и пристань — уложенный на сваи шаткий деревянный настил. Катер пришвартовался, и я в сопровождении офицера сошел на пристань по сходням.
На берегу нас поджидала толпа, впереди стояли мужчины и дети, чуть в отдалении, возле пальм, — женщины. На большинстве мужчин были саронги, доходившие до лодыжек, на остальных — рубашки и шорты. Головы старцев были покрыты одноцветными шарфами, заведенными за уши; концы шарфов свисали, придавая им вид монашеских платов. На женщинах были корсажи и цветистые юбки. Блестящие, черные, доходившие до плеч волосы подхвачены яркими шарфами. Эти женщины казались цветами, разбросанными меж пальмами, чьи листья образовывали полог над островом. Толпа — обычно шумное сборище, но здесь, на пристани, все молчали, явно уставившись на меня.
— Они вас боятся, — пояснил офицер. — Большинство наших людей никогда не видели европейцев. Ваша белая кожа пугает их.
Представлялось невероятным, что в век телевидения и иллюстрированных журналов еще находятся люди, никогда не видевшие европейцев. Однако сопровождавший меня офицер полиции не нашел в этом ничего удивительного. Островитяне живут в изоляции, лишь единицы бывали в Индии, где европейцы не редкость. Не многие видели белого человека. Когда Индия была английской колонией, на Четлат, как правило, раз в год приезжал англичанин (окружной комиссар или его заместитель), но после того, как Индия обрела независимость, на остров не ступала нога белого человека. Теперь он — диковина. Видно, я и впрямь показался островитянам диковинным человеком. Когда мы с офицером пошли по песчаной тропинке, петлявшей меж пальмами, в полицейский участок, впереди нас, умудряясь передвигаться спиной вперед, шли мужчины, не спускавшие с меня глаз. Сопровождали нас и мальчишки. Они перебегали от пальмы к пальме и, выглядывая из-за ствола, с опаской и любопытством глазели на белого человека.
В полицейском участке оказался радиопередатчик, единственное средство мобильной связи, позволявшее островитянам поддерживать контакты с материком. Другая связь с Индией осуществлялась паромом, раз в две недели доставлявшим на остров различные грузы — главным образом продовольственные товары, — которые перевозились на остров местными лодками. Однако график этот не всегда выполнялся. Когда мы пришли на Четлат, паром к тому времени не приходил в течение трех недель, и островитяне, преодолев свои опасения, стали подходить к «Сохару» на лодках, чтобы обзавестись сигаретами.
Пока один из полицейских по поручению офицера связывался по радио с вышестоящим начальством, находящимся в Индии, я принялся осматривать помещение. Обстановка была невзрачной: обшарпанный письменный стол, четыре истертых стула, картонная коробка, служившая урной, да две полки, приколоченные к стене. Тем временем офицер, порывшись в ящиках письменного стола, извлек оттуда помятый бланк и вопросительно взглянул на сержанта, зашедшего вместе с нами в полицейский участок. Сержант пошарил в карманах и протянул офицеру шариковую ручку, вероятно, единственную в участке.
Нам принесли кокосы, и я лишний раз убедился в том, что кокосовый сок утоляет жажду. Полицейские, время от времени заходившие в комнату, успели переодеться в саронги. Они готовились к ланчу, на который подавали рыбное карри.
Офицер стал заполнять бумагу, к его удовлетворению, найденную в столе, а я принялся разглядывать полки. К их нижним ребрам были приклеены написанные каллиграфическим почерком ярлыки, впрочем, успевшие потерять прежнюю привлекательность. Одна надпись гласила: «Отчеты», другая — «Текущие дела». Однако отчеты, видно, составлялись нечасто, а текущих дел не было вовсе, ибо обе полки были почти пусты, а те бумаги, что лежали на них, пожелтели от времени.
— Сколько у вас полицейских? — спросил я офицера.
Он собрался было ответить, но его остановил взгляд сержанта, предостерегавший выдать тайну государственной важности.
— Хватает, — в конце концов сказал офицер.
— А когда на острове было совершено последнее преступление?
— В прошлом году одного человека заподозрили в воровстве, но он оказался чист.
Я прикинул, что штат полицейских состоит примерно из пятнадцати человек. Стоит ли держать такой штат, если на острове ничего криминального не случается?
Я задал новый вопрос:
— А когда был образован ваш полицейский участок?
— В те времена, когда правительство Индии решило оказать Лаккадивам помощь и модернизировать остров.
— Но я читал, что в прежние времена на ваших островах не было преступлений. Зачем такое количество полицейских?
— Времена изменились. Теперь Лаккадивы шагают в ногу со временем, и потому преступления вероятны.
На Четлате мы пробыли всего несколько дней, но и этого недолгого времени оказалось достаточно для того, чтобы ясно понять, что рай, которым нарекли Лаккадивские острова около полувека назад окружные комиссары в своих отчетах, разрушен бюрократическим аппаратом, насажденным правительством Индии, объявившим себя защитником Лаккадивов. Так называемая защита и предоставление помощи островам на самом деле явились даром данайцев. В действительности самостоятельность островов была урезана под предлогом того, что островитян следует оградить от пагубного влияния внешнего мира. Направленную на Лаккадивы полицию обязали составлять донесения о жизни островитян и угрожать им тюрьмой, если они вступят в контакты с иностранными кораблями. Чтобы уехать с острова, жителям требовалось специальное разрешение. Кокосовые канаты (единственный источник скудного заработка) могли продаваться только через посредничество правительственных агентов, покупавших эту продукцию по грабительским ценам. Рис и сахар выделялись островитянам по квотам. Словом, их жизнь зависела от произвола чиновников и бесчестных дельцов.