По силам только профи
Шрифт:
Она не договорила. С оглушительным хлопком распахнулась дверь соседнего кабинета, и оттуда, как зверь из клетки, вырвался аятолла аль-Бакр, тащивший за шиворот растрепанного человека, тоже араба, в черном костюме и съехавшем набок галстуке. Аль-Бакр что-то прорычал в лицо своему пленнику, отчего тот испуганно втянул голову в плечи и быстро заговорил по-арабски. Но аль-Бакр не стал его слушать. Резко развернувшись, он припечатал мужчину спиной к стене, отчего у того свалились на пол очки, и стал что-то угрожающе говорить, брызгая несчастному слюной в лицо. Его рот угрожающе раскрывался, а глаза так и пылали яростью. Казалось, еще секунда, и он вцепится в своего пленника зубами.
Следом за арабами из кабинета выбежал перепуганный
– Этот человек предатель! Он передал убийце свой пропуск, по которому тот проник на конференцию.
За следователя ответил Егоров, который вслед за аль-Бакром тоже перешел на русский:
– То, что он не может объяснить, куда подевался его пропуск, еще не доказывает, что он заодно с убийцей.
Аль-Бакр метнул в лицо Егорову гневный взгляд.
– Отдайте его мне, и через час он во всем сознается.
– Не сомневаюсь. Вот только можно ли доверять такому признанию? В любом случае хочу вам напомнить, господин аль-Бакр, что вы находитесь в России и следствие будет вестись по нашим законам!
Аятолла что-то сердито рявкнул в ответ, но все-таки выпустил своего пленника – после чего Егоров тоже отпустил его руку, повернулся, одернул полы халата и широким шагом направился прочь. Сам пленник в отличие от аль-Бакра, видимо, не знал русского языка, но прекрасно понял, что своим спасением обязан Егорову. Он обхватил двумя ладонями руку Егорова и принялся отчаянно трясти, выражая таким способом ему свою благодарность.
Наконец и следователь обрел дар речи.
– Андрей Геннадьевич, вы, я вижу, знаете арабский. Прошу вас, помогите с переводом. Мы еще не закончили беседу. А снова звать на помощь этого сумасшедшего, – он с опаской посмотрел в конец коридора, где скрылся аль-Бакр, – я, честно говоря, просто боюсь.
– Хорошо, давайте закончим, – кивнул головой Егоров.
Потом перевел освобожденному арабу слова следователя, и они втроем снова скрылись в кабинете.
Беседа продолжалась больше часа. Все это время Анна терпеливо ждала в коридоре – делать все равно было нечего, а уходить одной страшновато. Еще нарвешься на разъяренного аятоллу. Кто знает, что взбредет ему в голову?
Наконец на пороге кабинета появился Егоров. Анна указала глазами ему за спину, где избежавший расправы аль-Бакра араб, сидя за столом, заполнял какие-то бумаги, и шепотом спросила:
– Андрей Геннадьевич, это кто?
– Абдан Абид, секретарь имама аль-Хакима, – ничуть не стесняясь, в полный голос ответил Егоров.
Только тогда Анна сообразила, что араб ни слова не понимает по-русски.
– Это по его пропуску Пиночет прошел на саммит?
– Скорее всего, – уклончиво ответил Егоров. – У остальных участников саммита пропуска на месте. А у Абида, по его собственным словам, пропуск накануне куда-то пропал.
Анна с сомнением покачала головой.
– Что значит пропал? Как это он мог пропасть? Сам по себе, что ли?
Егоров усмехнулся, взял Анну за руку и отвел в сторону.
– Например, пропуск могли украсть. – Он оглянулся на открытую дверь кабинета и шепотом добавил: – Пока ясно только одно: из восьми человек иракской делегации кто-то связан с Пиночетом.
Глава 12
Способ
До дома удалось добраться благополучно. Его не остановили и даже не попытались задержать ни на выходе из отеля, ни в городе, по дороге обратно. Благополучно. Пиночет усмехнулся собственным мыслям. Какое может быть, к дьяволу, благополучие, если акция сорвалась?! Если клиент жив и как ни в чем не бывало продолжает лопотать о религиозном устройстве мира?! Не снимая обуви, Пиночет прошелся по коридору и остановился перед висящим на стене зеркалом. Чем-то оно нравилось Наташе, и прежде чем выйти из дома, она подолгу крутилась возле него. На взгляд Пиночета, зеркало было просто уродливым. Один плюс, что большое. Он хмуро взглянул на свое отражение: провалил операцию. Но отразившаяся в зеркале мысль вернулась обратно, заставив его по-иному взглянуть на случившееся. Это только первый раунд. Будут и другие, и только от него зависит, какой из них станет решающим. Он в полном порядке. У него есть конспиративная база и оружие. А идущие по следу спецслужбы по-прежнему рыщут впотьмах. Клиент еще два дня пробудет в Москве, отлет иракской делегации запланирован на послезавтра. У него в запасе двое суток, чтобы подготовить новую акцию. С учетом того, что в его распоряжении осталась одна противотранспортная мина, придется остановиться на дорожном варианте. Тем более что после сегодняшнего в отель больше не сунешься. Себе дороже.
Мысли, как шестеренки, заворочались в голове с лихорадочной быстротой. Так было всегда в минуты эмоционального напряжения. Мина на маршруте следования кортежа. Тщательно замаскированная, чтобы ее невозможно было обнаружить при осмотре трассы. Никаких радиовзрывателей – хватит сегодняшних ошибок! Вместо них старый и надежный провод, подсоединенный к детонатору. Только так: мина, провод и визуальный контроль за трассой. Выбрать наблюдательную позицию, наметить пути отхода, запастись транспортом, чтобы было на чем убраться с точки исполнения… Пиночет привычно составлял список необходимого, о чем следовало позаботиться заранее. Он уже не чувствовал в себе того страха, с каким всего час назад выбежал из «Президент-отеля». Наоборот, им овладело желание поквитаться со своими противниками за сегодняшнюю неудачу.
Через несколько минут черновой план был готов. Пиночет принял душ, тщательно вымыл голову, смыв с волос фиксирующий лак, а с лица тональный крем, придающий ему сходство с арабом. После душа захотелось есть. Что было неудивительно, он не ел с самого утра. А если точнее, то со вчерашнего вечера. Если пару сэндвичей, перехваченных на квартире у «болвана», можно назвать едой. Вспомнив об итальянском фотографе, Пиночет поморщился. Сейчас «болвана» наверняка допрашивают контрразведчики, если, конечно, им удалось привести фотографа в чувство. Пусть допрашивают – итальянец ровным счетом ничего не знает. Пиночет решил, что допрос фотографа лично ему ничем не грозит. Но одно то, что подготовленный им камикадзе попал в руки спецслужб, задевало его самолюбие. Пиночет заставил себя выбросить итальянского фотографа из головы, прошел на кухню и, вскрыв банку рыбных консервов, съел всю без остатка, заедая рыбу консервированными корнишонами. Такая еда не вызывала ни удовольствия, ни аппетита и служила единственной цели – набить брюхо. Но во время работы по контракту Пиночет не обращал внимания на мелкие неудобства.
Перекусив, он переоделся в джинсы и спортивную куртку. Долго выбирал очки, но, так и не решившись надеть оправу с прозрачными стеклами, остановился на темных. Перед выходом из квартиры критично осмотрел себя в зеркале. Заштатный провинциал, приехавший в Москву за… Бог знает, зачем они приезжают в российскую столицу! Не суть важно. Главное, что он больше не похож на арабского участника религиозного саммита. Удовлетворившись визуальным осмотром, Пиночет повесил на плечо спортивную сумку и вышел за дверь.