По следам Александра Великого
Шрифт:
– Знаете, Дмитрий, с учениками я поговорю, но я им полностью доверяю. А для меня это будет воплощением давней мечты. И я готов согласиться на любые условия.
– Тогда пройдем формальности, и я вас познакомлю с вашим будущим коллегой.
С Матвеем мы как-то очень быстро сошлись. Был он вдовцом при четверых детях – его супруга умерла при родах четвертого – и с ним жила его младшая сестра, Елизавета. Она в свое время вышла замуж за фельдфебеля из армии русского генерала Суворова, который (не генерал, а сержант) вышел в отставку после тяжелого ранения во время войны с поляками и вернулся в родной
Елизавета была очень красива и больше не носила траура – год со смерти мужа давно уже прошел. И если в первое воскресенье после моего прибытия в Лахти я отправился в протестантскую часовню – да, такая существовала в поселке, то во второй раз я пошел со своими новыми друзьями в православный храм. После службы ко мне подошел священнослужитель и представился на чистом немецком языке:
– Здравствуйте, меня зовут отец Иоанн, я дьякон. Рад вас видеть в нашем храме.
– Скажите, отец Иоанн, вы, кажется, тоже немец?
– Я из Риги. Первоначально был протестантом, но потом перешел в истинную веру.
– Вот, значит, как. А вы уверены, что эта вера истинная? – Никто меня за язык не тянул, но я иногда могу что-нибудь такое ляпнуть.
– Уверен, мой друг. Если вам когда-нибудь будет интересно, могу вам объяснить, почему. А пока лишь хотел вас поприветствовать.
– Спасибо, отец Иоанн. Вполне возможно, что и я решу последовать вашему примеру.
– Неужто вы положили глаз на госпожу Кириллову?
Я покраснел, а он сказал:
– Я видел, что не только вы украдкой нет-нет да поглядите на нее, но и она смотрит на вас вполне благосклонно. Поверьте мне, я ни разу не видел, чтобы она даже бросила взгляд на другого мужчину. Кроме, конечно, своего брата. И, понятно, священнослужителей. А в православии священники и дьяконы должны уже быть женатыми – или монахами – при рукоположении.
– Понятно… Но я еще ничего не решил. Я даже ее почти не знаю.
– Ну что ж, успехов вам! И если захотите узнать больше о православии, я живу здесь же, у храма. А пока позвольте пожелать вам успехов в работе!
С тех пор я два раза поужинал у Матвея – обедать я ходил со своими подмастерьями в местную столовую, которая, как мне Дмитрий и сказал, отличалась весьма вкусной едой, пусть и не всегда привычной. Но ел я здесь всяко получше, чем в Цоппоте, – причем у Кирилловых даже вкуснее, чем в столовой.
Говорили мы то по-немецки, то я пытался выжать пару слов по-русски. Как Дмитрий меня и предупреждал, мне пришлось ходить на курсы языка, но учил я его быстрее, чем я боялся. Видите ли, моя бабушка по матери была кашубкой. Кашубы – это народ, который живет вокруг Данцига, Цоппота и дальше на запад – в селах, в городах их очень мало, там обитают, как правило, немцы. И мой отец был не в восторге от того, что мама учила меня своему языку, но маму он боялся и не хотел ей перечить. А русский оказался, к моей радости, довольно-таки близким к кашубскому, и я понимал не так чтобы очень много, но все больше, чем мои ученики.
Но это все было в дополнение к основной работе. Сначала я знакомился с новыми условиями работы. А сегодня Дмитрий нам показал несколько экземпляров оружия «пятнистых». И меня оно, скажу
– А как бы их сделали вы? – спросил меня неожиданно Дмитрий.
– Я слышал, что один француз открыл нечто, именуемое «бертолетовой солью», а другой – «гремучую ртуть». И я уже экспериментировал и с тем, и с другим. Но до ваших капсюлей мне было ох как далеко.
– Вы правы, это – две из составляющих одного из видов капсюля. Подобные эксперименты уже идут, и результаты многообещающие. Стволы же будут высверливаться, над станками мы уже работаем. А насчет стали… и там уже имеются кое-какие успехи. Кстати, боеприпасы будут производить другие, а вот само оружие, я надеюсь, будете делать вы. И еще пара мастеров. Надо только решить, чем именно та или иная команда оружейных мастеров будет заниматься. Например, не хотите ли поработать над винтовкой?
– Тогда мне – да и Матвею, так мне кажется – будет очень интересно попытаться создать нечто пусть не столь совершенное, но годное. Вот только каждый экземпляр придется делать достаточно долго.
– А что, если детали будут штамповаться? – спросил Дмитрий. – Эта технология у нас уже имеется.
Матвей подумал и степенно кивнул, а я добавил:
– Если это получится, то да, можно будет собирать детали намного быстрее. Вот только пружины будет делать не просто.
– А первые экземпляры и не должны быть многозарядными. Пусть сначала получится однозарядная винтовка. А потом все можно будет усовершенствовать.
Когда мы с Матвеем шли к нему на ужин, мы неожиданно обнялись прямо посреди улицы.
– Мне кажется, мой друг, что нам скучно точно не будет, – сказал я.
7 октября 1801 года. Средиземное море. Неподалеку от Валлетты. Палуба 44-пушечного фрегата «Навархия». Контр-адмирал Александр Андреевич Сорокин
«Ну вот, с Божьей помощью и началось то, ради чего мы все потратили так много сил и времени. И жизней, – я вспомнил о тех, кто погиб во время атак на британские корабли и умер от болезней на таком приятном для жизни острове Корфу. – Мы верили в то, что настанет долгожданный момент, и мы вырвем из рук британцев остров, который по праву принадлежал нашему императору. И этот момент наконец настал».
Стоявший рядом со мной лейтенант Сапожников, внимательно разглядывавший в бинокль вход в Гранд-Харбор, шумно выдохнул и что-то пробормотал себе под нос.
– Молодцы, не забыли, чему я их учил! – услышал я.
Я взглянул в свою подзорную трубу. Хотя ночь и была черной, как деготь, но на горизонте я сумел разглядеть яркие точки – это светили фонари господина Кулибина. Они были устроены так, что свет от них шел только вперед и не был заметен ни сзади, ни с боков.
Чуть выше их, как я понял, на стенах бастиона Сант-Эльмо, я заметил горящие факелы. Вскоре до меня донеслись взрывы – в городе взлетели на воздух казармы с британскими солдатами и пороховые склады.