По следам Александра Великого
Шрифт:
Герман, убедившись, что его жена находится в безопасности, двумя выстрелами из пистолета обездвижил остальных злодеев, ранив их в ноги. Все произошло в течение пары минут, и немногие гулявшие в этот момент по Летнему саду обратили внимание на все случившееся.
Герман, держа пистолет на изготовку, вызвал по рации подкрепление. Я же осмотрел поверженных врагов и убедился, что все они на данный момент уже не представляют для нас большой опасности. Двоим – тому, которому я проткнул шпагой плечо, и второму, которому остро заточенная звездочка выбила глаз – нужна была срочная помощь врачей. Здоровье прочих же не вызывало
– Лежи, скотина, не шевелись! – грозно предупредил Герман. – Второй раз я не буду с тобой церемониться!
Вскоре к нам примчалась подмога. Всех нападавших – и тех, кто мог самостоятельно передвигаться, и тех, кого надо было нести на руках – уволокли в Кордегардию. Там им окажут помощь и подробно расспросят, кто они и почему напали на нас. И самое главное – кто сообщил злодеям о том, что мы отправились в Летний сад на прогулку. Ведь они знали о ней и готовились – в этом не было никаких сомнений. Возможно, мы имели дело с участниками предыдущего заговора против государя. А может быть, на сцене появились новые действующие лица. Все это было весьма важно для нас. Скоро мы узнаем все подробности – в этом я не сомневался. Мои друзья умели заставлять быть откровенными тех, кто оказался в их руках. В чем, в чем, а в этом им не откажешь…
29 сентября 1801 года. Французская республика. Париж. Майор ФСБ Андрей Кириллович Никитин, РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град»
Вечером следующего дня я снова посетил Первого консула. Похоже, что он созрел и выбрал кандидата на должность командующего французскими силами, которые вместе с нами будут участвовать в штурме Мальты.
Человек в мундире дивизионного генерала мне не был знаком. Ему было около сорока лет, но седина в волосах и глубокие морщины говорили о том, что это не паркетный шаркун, а боевой командир.
– Андре, познакомься, это генерал Клод Жак Лекурб, – представил мне его Наполеон. При этом лицо Первого консула было бесстрастно, а тон, которым он произнес эту фразу – подчеркнуто официален. Похоже, что генерал Лекурб не числился в числе приятелей Бонапарта. – А вы, генерал, познакомьтесь с моим русским другом мсье Андре Никитиным.
Лекур… Лекурб… Где-то я слышал эту фамилию. Вроде бы она упоминалась в книге о Суворове и о его Швейцарском походе. Я понукал свои извилины, пытаясь вспомнить, где и как пересеклись пути нашего прославленного полководца и этого генерала. Все! Вспомнил!
– Очень рад познакомиться с вами, генерал, – ответил я. – Вы прославились обороной Чертова моста, Урзернской дыры и Сент-Готарда. Правда, войска Суворова сумели прорваться через горные проходы Альп, а ваш непосредственный начальник, генерал Массена, был разбит при Муттене. Вы же, генерал, попали в плен. Впрочем, фельдмаршал Суворов оценил ваши способности военачальника и во время размена пленных подарил вам розу, велев передать ее вашей супруге…
Лицо Лекурба, внимательно слушавшего мой монолог, дрогнуло.
– Мсье Андре, я до конца своей жизни буду с благоговением вспоминать великого полководца, который сумел прорваться
– Вот и отлично, – кивнул Наполеон. – Генерал, вы можете быть свободны, а с вами, мсье Андре, я бы хотел еще немного поговорить.
Дождавшись, когда за Лекурбом закроется дверь кабинета, Первый консул вопросительно посмотрел на меня.
– Скажите, Андре, вас удовлетворил мой выбор?
Я вспомнил, что в нашей истории Лекурб во время службы в Рейнской армии подружился с генералом Моро – соперником Бонапарта. Вполне вероятно, отсюда и та легкая неприязнь, которую Наполеон даже не пытался скрыть, представляя мне Лекурба.
С другой стороны, как мне помнилось, Лекурб по праву считался одним из лучших генералов Франции, имеющих опыт горной войны. На Мальте его способности нам могли бы пригодиться. И наверняка они понадобятся во время захвата Гибралтара. Кстати, там Лекурбу уже удалось повоевать – в 1777 году, будучи рядовым королевского Аквитанского фузилерного полка, он участвовал в осаде Гибралтара.
Я оценил здравомыслие Наполеона, который сумел оказаться выше своих симпатий и антипатий, сделав правильный выбор. А что касается Моро – я не собирался лезть во взаимоотношения между республиканскими генералами, решившими заняться политикой. Хотя следить за всем происходящим надо было – французы почувствовали вкус к политическим игрищам, а наличие под рукой штыков вызывало соблазн сковырнуть своего более удачливого соперника и вскарабкаться на освободившееся место.
Видимо, о чем-то похожем думал и Бонапарт. Он вздохнул и произнес:
– Ах, Андре, если бы вы знали, насколько нынешняя армия не похожа на ту, которая была при якобинцах. Конечно, тогда легко было потерять голову в случае военной неудачи – находились у нас слишком бдительные граждане, которые обвиняли проигравшего сражения генерала в измене. С другой стороны… Я вспоминаю Итальянскую армию, которой мне пришлось командовать во времена Директории. Интенданты бесстыдно разворовывали военное имущество, некоторые части месяцами не получали жалованья. Мне пришлось применить жестокие наказания к таким ворам. Многих из них расстреляли. Но, несмотря ни на что, солдаты рвались в бой. Они писали жалобы, заявляя, что другие части чаще, чем они, участвуют в сражениях. Эх, какие это были люди! Французы – прирожденные воины. Надо только правильно ими командовать. Тогда они проявят то, что у нас называют «элан виталь» – всепобеждающий порыв. Для них не будет существовать никаких преград.
– Да, но ведь война – это не только штыковые атаки под звуки «Марсельезы», – заметил я. – Мы, русские, считаем, что это каждодневный труд. Кровавый, опасный, когда надо просто удержать свое место в строю и не бежать, увидев многочисленного и сильного врага.
– Знаю, Андре, знаю, – вздохнул Наполеон. – Когда надо, мои храбрецы стояли насмерть, отражая атаки австрийцев, пруссаков, турок, мамлюков. Да и атаки ваших солдат, Андре, им тоже приходилось выдерживать.
– Я полагаю, что части, которыми будет командовать генерал Лекурб, будут сражаться так же стойко, как и русские.