По следам древних культур Хоккайдо
Шрифт:
Архаичные по форме гарпуны из Хигаси-Кусиро позволяют высказать именно такое мнение. В то же время аналогии этим образцам, обнаруженные при раскопках хоккайдских поселений Ириэ и Мицуя позднего дзёмона, а также памятников I тысячелетия до нашей эры в Приморье и Корее, указывают на то, что эти примитивные, возможно, исходные, формы поворотных гарпунов долго сохранялись наряду с другими более развитыми формами.
Чем объяснить такой казалось бы парадоксальный факт сосуществования типов гарпунов, возникших в разное время? Почему часто на одновременных и близко расположенных археологических памятниках, встречаются гарпуны разных форм? Эти вопросы неоднократно ставились исследователями. Задают их и японские коллеги.
Представляется, что на выбор тех или иных форм гарпунов оказывали влияние различные экологические факторы, прежде
В тех же местах, где плавучих льдов практически не бывает (например, у Алеутских островов), или, наоборот, там, где образуются сплошные ледяные поля и охота на морских млекопитающих возможна только у лунок-отдушин (к примеру, в высоких широтах побережья Ледовитого океана), гарпуны поворотного типа не имели широкого распространения. В таких районах использовались главным образом зубчатые наконечники.
В природных нюансах, думается, следует искать ключ к раскрытию еще одного, на первый взгляд, трудно объяснимого обстоятельства: почему на ряде древних стоянок острова Хоккайдо при том обилии костей морских животных, которые удалось обнаружить, найдено сравнительно немного поворотных наконечников гарпунов. Открытое большую часть года море у побережья Хоккайдо позволяло охотиться с помощью простых зубчатых гарпунов. И лишь в короткие сезонные отрезки времени, когда у берегов появлялись льды, зверобои вынуждены были. применять другие орудия лова — поворотные гарпуны, традиционно сохраняя их древние, проверенные жизненным опытом формы.
Можнсг еще отметить, что В зависимости от вида морских животных дифференцировались и орудия охоты. Например, плоские. с тщательно заточенным острием наконечники, легко проникающие в тело животного и делающие глубокую рану, предназначались для охоты на крупных ластоногих, скажем, на лахтаха с его крепкой и упругой кожей. Для нерпы и других мелких тюленей такой гарпун не годился, он рвал тонкую шкуру и легко выдергивался, а зверь уходил. В этом случае был целесообразнее небольшой гарпун, иногда с боковыми зубцами, оттянутыми в сторону.
Такая специализация гарпунов подтверждается анализом сравнительного этнографического материала. Русскими путешественниками и исследователями XVIII–XIX веков были собраны ценные данные о быте, культуре, обычаях и хозяйственных занятиях населения Северо-Восточной Азии и Северо-Западной Америки. Среди этих материалов имеются сведения о морском промысле и о наконечниках гарпунов, которые назывались спицами или стрелками. Так, Е. И. Вениаминов, более десяти лет пробывший миссионером на Алеутских островах, писал, что у алеутов были специальные «бобровые стрелки», «нерпичьи стрелки», «стрелки на сивуча», «китовые стрелки» и т. д. Подобные сообщения о гарпунах-стрелках коряков можно прочитать в дневниках В. Н. Тюшова, путешествовавшего в 1896–1897 годах по западному побережью Камчатки, а у Л. Я. Штернберга — о наконечниках айнов Сахалина. Таким образом, даже то немногое, о чем мы рассказали, свидетельствует о том, что в целесообразности форм гарпунов, в их совершенной специализации аккумулирован опыт многих племен, многих поколений, прошедший через тысячелетия.
Ну, а как быть со сходством между наконечниками Хоккайдо и некоторыми типами древнеэскимосских гарпунов, которое отмечается
Думается, нет оснований связывать истоки эскимосских гарпунов с гарпунами дзёмона. При внимательном рассмотрении изделий хорошо видно, что, имея общее сходство, орудия эти в то же время резко отличаются в деталях. Причем это коренные отличия, к тому же они преобладают. Не следует забывать того факта, что близкие типы орудий с отдельными чертами сходства могли возникать в разных районах конвергентно, независимо от проникновения или влияния других культур, как результат сходной экономической направленности хозяйства, сложившегося в районах примерно с одинаковыми природными условиями.
Вместе с тем нельзя игнорировать и те бесспорные аналогии, которые имеются в археологических материалах. Выше уже говорилось об удивительной близости наконечников из стоянки Хигаси-Кусиро и гарпунов из поселения на полуострове Песчаном у Владивостока. На Хоккайдо встречаются и другие формы наконечников, например фунадомари, тоже похожие на некоторые типы гарпунов, характерные для древних культур Охотского побережья, Курильских и Алеутских островов. Причем они встречаются в комплексах, среди вещей которых нетрудно найти тождественные хоккайдским не только гарпуны, но и предметы искусства и украшений.
Все это свидетельствует о том, что между, племенами, в далеком прошлом населявшими побережье и острова северной части Тихого океана, издавна существовали культурно-этнические связи, происходил обмен культурными ценностями, идеями. Конечно, нельзя исключать и передвижения племенных или родовых групп, взаимные столкновения. Безусловно, имели место и ассимиляция отдельных этнических общностей, и образование смешанного населения. Однако, как свидетельствуют факты, на всем огромном пространстве от Полинезии до Амура в то далекое время не было ни, одного сколько-нибудь значительного политического или экономического племенного объединения, которое могло бы преобладать или абсолютно довлеть над другими культурно-этническими группами. Здесь, несомненно, жили племена, различные по своему происхождению. По физическому типу они могли быть и австралоидами, и монголоидами. В Северной Японии, на Хоккайдо, это, возможно, были предки позднейших айнов, на материке, в Приморье и Приамурье, — палеоазиаты — предки нивхов, коряков, чукчей, ительменов и эскимосов. Территориальное соседство обусловило постоянный обмен культурным# достижениями. Процесс этот был взаимным и продолжался тысячелетия. В ходе такого длительного взаимодействия в культуре племен-сосрдей накапливались те общие элементы, которые сегодня фиксируются археологами. Причем не только в материальной культуре, но, что очень существенно, и в искусстве, в котором отражаются идеи и понятия древних охотников и зверобоев о мироустройстве.
* * *
Вечером мы выехали в Нэмуро. Сразу за окраинами Кусиро дорога круто повернула к востоку, вдоль берега залива Аккэси и большой его лагуны, известной своими крупными устрицами. Очертания бухты Хаманака и ее якорной стоянки, удобства которой отмечали еще мореплаватели XVIII века, рассмотреть не удалось. Берег и море поглотила темнота, изредка прорезаемая цепочкой огней: то ли портовых сооружений, то ли рыболовных судов.
Ночная тишина и ровное гудение мотора экспедиционной автомашины настраивали на неторопливую беседу. Разговор зашел и о сибирской археологии, о новых памятниках и раскопках. Вспомнили Алексея Павловича Окладникова — лидера сибирских археологов. Советского академика хорошо знают и ценят в Японии. По словам Кото Кюдзо, об удивительных открытиях и необыкновенном чутье А. П. Окладникова ходят легенды.
Научное чутье. Обладает ли действительно таким качеством ученый, или такое объяснение придумано для тех, кому сопутствует удача? Сослаться на научное чутье после того, как открытие уже сделано, конечно, очень просто. Но правомерно ли успехи в науке объяснять только везением? Безусловно, в работе археолога, как и в любом научном поиске, присутствует элемент неожиданности и не исключена та самая «счастливая случайность». И все же подготавливаются открытия упорным трудом, суммой накопленных знаний своих и предшественников, настойчивостью в поисках. «Звездные часы» могут состояться, а могут и не состояться, но как бы то ни было ученый готовит их всей своей жизнью.