По следам героев
Шрифт:
Наконец он открыл глаза и, горячо и часто дыша, произнёс:
— В моём билете… пожалуй, нельзя будет расписаться…
— Это почему же?.. Эх ты, растяпа! Неужели, миновав сто смертей, дошёл до Берлина и не сберёг билета? — спросил кто-то.
— Да, не сберёг. К сожалению… Когда ещё дадут новый…
— Если ещё дадут…
Наступила тишина. Свеча погасла. Стало не по себе. Каждому известно: потерял партбилет, — никакой скидки не будет.
Снизу неведомо откуда поднимался дым.
Лисименко, забеспокоившись, посмотрел
— Что бы это значило?
— Сейчас узнаю. — Бобров посмотрел на капитана и, когда тот согласился, схватив автомат, побежал вниз.
Остальные приготовились к бою. Проверили гранаты, взяли в руки автоматы. Снизу раздался голос Боброва:
— Фашисты хотят нас выкурить, подожгли нижний этаж. Гарнизон отклонил ультиматум.
— Это меняет суть дела… — неопределённо сказал Маков.
— Умрём, но к знамени не подпустим!
— Не для того мы его установили на рейхстаге! — заговорили бойцы.
Внизу снова затрещали автоматные очереди. Они почти одновременно послышались со всех концов, здания. Смерть снова подстерегала на каждом шагу, хотя все понимали: скоро пробьёт её последний час. Поэтому сейчас нельзя необдуманно рисковать жизнью ни своей, ни товарищей.
Дышать становилось труднее, дым ел глаза. А фашисты лезли снизу, подходили коридорами.
Минин с Загитовым кинулись оборонять лестницу, Загитов отдал свою гранату Минину. Парторг швырнул её вниз.
Враг отступил. Потом поднялся опять и опять был вынужден отступить. Сквозь стеклянные решётки купола начал пробиваться рассвет. Немного спустя, сотрясая это мрачное, холодное здание криками «ур-ра!», в него ворвались свежие подкрепления наших солдат.
Загитов прошёл на своё место, уселся, как и прежде, прислонившись спиной к стене, и снова, расстегнув пуговицы гимнастёрки, засунул туда правую руку.
— Вот ведь, ребята, как: вместо того, чтобы жеребёнком скакать от радости покорения рейхстага, сиди и горюй, — сказал кто-то.
— Гази, как же это случилось? — спросил Минин.
— Оплошал, товарищ парторг…
— Как же так? Ты ведь свой билет всегда носил в левом кармане, — сказал Лисименко, не понимая Загитова.
— Билет и сейчас там, — ответил тот совсем уже загадочно.
— Так чего же ты охаешь, что не сберёг?
— Да ведь и в самом деле не сберёг, товарищ парторг.
— То «в кармане», то «не сберёг» — что ты крутишь, Загитов?
Подошли другие солдаты, стали прислушиваться к разговору. Все в недоумении: что это значит? Недавно, когда попросили партбилет, Загитов сказал, что в его билете уже нельзя будет расписаться, что он его не сберёг. А теперь — в кармане! Чего же он тянет?
Все ждут от Загитова объяснения. Вот он, словно ему стало неловко под суровыми взглядами товарищей, опустил голову и сказал слабым голосом:
— Я не ломаюсь… Сказал правду. — Затем достал из нагрудного кармана партбилет и протянул Минину: — Вот… Расписаться невозможно…
Партбилет был насквозь
Воины онемели. Они сняли с Загитова гимнастёрку. Оказывается, Лисименко, перевязывая рану в темноте, не заметил ещё одну: вражеская пуля вошла в левую сторону груди Загитова и вышла в спину…
Трудно было этому поверить. Если бы слыхали от кого-то, сказали бы: не мели пустое! А тут парень, с которым произошло это чудо, сидел перед ними.
Ему, водружавшему Знамя Победы, стреляли в сердце. И попали. А он не пал, остался в строю охранявших Знамя Победы. Разве же это не чудо?!
Привели санитара. Тот от удивления щёлкнул языком, перевязал рану и велел немедленно отправляться в санчасть. Но Загитов ещё не желал уходить со своего поста. Он ушёл лишь после того, когда их позвали в штаб корпуса. К этому времени наши солдаты заняли всё здание рейхстага. Но бои не прекращались.
Вместе с солдатами своей группы Загитов расписался химическим карандашом на камне под знаменем. Затем все сошли вниз и сфотографировались.
А к рейхстагу подходили всё новые и новые солдаты. Они тоже оставляли на стенах и колоннах свои фамилии, стреляли в воздух, салютуя Победе.
Санитары выносили раненых, а из подвалов и бункеров рейхстага уже выходили немецкие солдаты, офицеры. Чёрные шинели были мятые и рваные, руки подняты вверх, в глазах испуг…
Наши солдаты спрашивают у каждой группы: «Где Гитлер?»
Пленные быстро-быстро отвечают: «Гитлер капут!»
Эту фразу, ставшую символом сдачи на милость победителя и звучавшую теперь, быть может, даже комично, мы привыкли слышать ещё под Сталинградом. Но на этот раз она соответствовала действительности: вчера, 30 апреля в 15 часов 50 минут Гитлер покончил с собой. Нацисты сожгли его труп во дворе имперской канцелярии, сбросив в снарядную воронку и облив бензином…
Об этом солдаты группы Макова узнали из только что вышедшей — газеты 8-й гвардейской армии.
— Ну раз Гитлер капут, значит, и войне капут, — сказал Загитов и, сочтя свою задачу выполненной, спокойно отправился в санчасть. Врачи, когда осматривали его на рентгене, были поражены: пуля прошла всего в одном сантиметре от сердца…
Товарищи пожелали Загитову скорейшего выздоровления и, проводив его на лечение, отправились в штаб корпуса.
А над рейхстагом гордо развевалось водружённое ими Красное знамя…
Содержание
Р. Мустафин. Хранить вечно! (Вступление)
Бессмертный Батыршин. Перевод Э. Вагапова
Герои не умирают. Перевод Э. Вагапова
Над бушующей пучиной… Перевод Э. Вагапова
Трудными дорогами. Перевод Э. Вагапова
Гвардии рядовой Даутов. Перевод Э. Вагапова
Подвиг солдата. Перевод Э. Вагапова
Служу Советскому Союзу. Перевод Э. Вагапова
Ему было девятнадцать. Перевод Э. Вагапова
Сибиряк. Перевод Э. Вагапова