По следам испанского скакуна
Шрифт:
Вдалеке я мог видеть караван охотников Белого Волка – длинную линию конных мужчин и женщин, лошадей, тащивших травуа, навьюченных и пустых, растянувшихся вдоль реки. Я ускорил ход, чтобы настигнуть их, и миновал внешние границы большого лагеря. Снова я испытывал желание взять ис-спай-у. Мгновение или два я боролся с ним; все же мое желание победило. «Я возьму ис-спай-у» – сказал я себе и вернулся к форту. – «Под защитой всех этих охотников и воинов никакой вред не будет ей причинен!»
На небольшом расстоянии от форта я привязал пегую лошадь к кустам, пошел прямо в конюшню
Когда я проходил мимо нашего дома, вышел Эбботт и сказал:
– Ты ведешь ис-спай-у на водопой? Я как раз сам собирался это сделать.
Я не мог говорить. Мое сердце быстро билось. Я кивнул и поспешил прямо к реке. Конечно, я собирался напоить лошадь. Это не было ложью; но ложью было то, что я хотел сделать! Когда я вывел лошадь на ровное место с крутого берега, страх вернулся ко мне. Я свернул было на тропинку к воротам форта, а затем…
– Нет, я не поведу его в конюшню! – сказал я себе. – Я хочу всего лишь несколько раз поохотиться на нем на бизонов!
Несколько минут спустя, верхом на ис-спай-у и ведя в поводу пегую лошадь, я торопился, чтобы догнать караван.
Теперь представьте меня, лежащего там на своем лежаке, со столь больной душой, что я даже не мог слышать ни одного слова из разговора.
Внезапно меня привел в себя мощный голос Оперенного Быка.
– Мы должны отомстить за наших убитых, – ревел он. – Мы должны вернуть наших скакунов; завтра я поведу военный отряд по следу врага.
– И я пойду с тобой! – закричал я. – Я должен вернуть ис-спай-у. Я сам должен это сделать!
Белый Волк бросил на меня жалеющий взгляд и тряхнул головой. Потом, обернувшись к Оперенному Быку, он сказал:
– Друг, нас слишком здесь мало, чтобы собрать военный отряд; мы не можем погнаться за врагом и оставить здесь женщин и детей, чтобы их убили другие враги, которые могут пройти этой дорогой. Вот что мы можем сделать: несколько человек пусть выяснят, кто эти враги, напавшие на наш лагерь, а другие пусть вернутся в большой лагерь к нашим людям, чтобы собрать большой отряд и пойти по их следу.
– Хорошо сказано! Мудрый совет! – воскликнул старый Красный Орел. – Надо предложить вождям переместить сюда весь лагерь. День за днем люди сидят там в безделье, едят запасенное вяленое мясо и ждут, когда приедет Далекий Гром и привезет товары, которые так нам нужны. Пройдет еще много времени, может быть целая луна, пока наблюдатели в форте заметят на реке дым из огненной лодки. Здесь, у подножия гор, людям будет легче, потому что дичи здесь больше.
– Святой человек, мы внемлем твоим словам, – сказал ему Белый Волк. Затем, выбивая пепел из выкуренной трубки, он воскликнул: – Смотрите, там! Теперь все горит!
Той ночью я не сомкнул глаз. Стоны и плач вдов и сирот были достойным сопровождением моим печальным мыслям. Как я ненавидел сам себя за то, что не повиновался моему дяде и потерял его замечательного скакуна! «Нет, если я не верну ис-спай-у, я никогда больше не покажусь дяде!» – сказал я сам себе много раз до того, как взошло солнце.
Едва небо посерело, как я разбудил Белого Волка и Питамакана, и мы взяли
Небо было покрыто тяжелыми тучами, и мы едва успели взять след и определить, кем были враги, до того как на нас обрушился ливень. В течение пяти минут каждый овраг, ведущий в долину, превратился в поток желтой пенящейся воды; следы врага был полностью стерты. Река Устричных Раковин быстро поднималась, расширялась и заливала пойму; мы должны были помочь женщинам переместить лагерь на более высокое место, но, хотя мы действовали быстро, все же вода унесла имущество нескольких семей. От горя некоторые мужчины и женщины кричали, что боги оставили нас.
Не обращая внимания на бурю, Белый Волк вызывал добровольцев, готовых отправиться к вождям в большой лагерь у форта. Мы с Питамаканом вызвались, быстро оседлали лошадей и тронулись в путь. Наши лошади должны были пройти по воде и грязи, глубина которых местами достигала колена.
Перед полуднем буря закончилась так же внезапно, как началась, и солнце снова засияло, но двигаться было тяжело, и устья реки мы достигли только к концу дня. Питамакан пошел в вигвамы вождей, чтобы передать им сообщение Белого Волка, а я, согнувшись в седле, медленно проехал в ворота форта. Один из работников увидел меня и сказал о моем приезде. Из нашего дома появилась Цисцаки, она побежала мне навстречу через весь двор, и Эбботт тоже вышел в сопровождении нескольких наших мужчин и женщин.
– О сын мой! – кричала Цисцаки, подняв ко мне перекошенное от страха лицо с широко раскрытыми глазами. – С тобой случилось что-то ужасное!
– Да! – ответил я. Хуже некуда! Враги вчера вечером украли у меня ис-спай-у!
Я с трудом удерживался от крика.
С тяжелым вдохом моя почти-мать всплеснула руками руки и заплакала.
– Томас Фокс, – нахмурившись, произнес Эбботт. – Это, конечно, твоя работа! Я тоже виноват, потому что должен был вчера пойти за тобой, чтобы привести скакуна в безопасное место. Но я не мог уйти; вчера вечером и сегодня утром у нас была большая торговля. Не хотел бы я быть на твоем месте, когда ты встретишься с дядей!
– Я не собираюсь появляться перед ним, пока не приведу с собой ис-спай-у, – сказал я ему. – Большой военный отряд отправляется в погоню за врагом, и я присоединюсь к нему. Я верну лошадь!
Я последовал за своей почти-матерью в нашу комнату, и, пока она готовила ужин, я сел на дядин стул, обтянутый бизоньей шкурой, перед камином.
Глава II,
в которой начинается священный пост
Скоро вошел Эбботт, он встал перед камином и не произнес ни слова. Потом, когда Цисцаки поставила на стол тарелки, появился Питамакан, который со счастливым видом напевал песню войны. Мы придвинулись к столу.