По следам капитана Врунгеля
Шрифт:
– Хрис, а это кто? – спросил Лом.
– А вот это уже сторонники Меркель с её портретами. Эта, похоже, намного старше Сары. Что-то лица у её сторонников очень уж неприветливые. Давайте отойдём немного подальше.
Вновь прибывшие остановились в нескольких шагах от толпы сторонников Сары Вагенкнехт, и начали переругиваться с ними. Видно как ситуация накаляется. Стороны, размахивая руками, сближаются друг с другом. И вот последовал первый удар в челюсть стороннику Сары. В ответ зачинщик получил по черепу плакатом с Сарой. И началось! Одни бьют Сарой, а другие Ангелой, словно плакаты для этого и предназначались, ибо они почему-то
– Быстро драпаем отсюда! – скомандовал я, – А то и нам достанется на орехи. Полиция не будет разбираться, кто прав, а кто виноват. Или кто участвовал в драке, а кто лишь наблюдал. Резиновой дубинки отведают все.
Выбрались из толпы наблюдателей, и пошли по улице.
– Из-за баб всегда драки возникают, – философски заметил Фома. – Вот мы видели ещё одно подтверждение этого, но в поразительных масштабах.
– Кто знает, кем это всё спровоцировано, – добавил Лом. – Не зря же говорят, что ищи того, кому это выгодно. После такого энергичного обмена мнениями у дантистов от клиентов отбоя не будет. А выбитые зубы с площади уборочной машиной выметать станут.
– Хрис, а в Германии партии дантистов нет?
– Не знаю.
– Я как-то раз поучаствовал в похожей народной политике, но поменьше масштабом, – произнёс Лом.
– В самом деле? – спросил Фома.
– Да, едва ноги унёс.
– Как интересно! Расскажи.
– Как вы с Хрисом знаете, я не чистокровный русский. Мать у меня чешка. Иногда ко мне родственники из Праги заезжают в Кронштадт, но чаще они бывают у мамы с папой в Питере. А в прошлом году мы втроём отсюда нагрянули в Прагу, где я ещё так ни разу и не был, хотя очень хорошо знаю чешский язык.
Захотелось заглянуть в гости к Ярославу Гашеку и его бравому солдату Швейку. Родители пойти не пожелали. Уже были и как-то странно на меня взглянули.
– Ты там смотри поосторожнее, – напутствовала мама. – Своеобразное место.
Выяснил примерный путь, а там спрошу кого-нибудь. Дошёл до Вацлавской площади.
– Скажите, пожалуйста, как мне дойти до трактира "У чаши"?
– Это тут рядом на улице Боишти, – ответила миловидная девушка в розовом платье. – Видите вон ту улицу? Пройдите по ней до второго поворота налево и там найдёте. Мимо никак не промахнётесь, – и, окинув взглядом мою нехилую стать, с улыбкой добавила: – Вы там не пропадёте.
Интересно, что она имела в виду? Мимо Швейка на вывеске и в самом деле трудно пройти, не заметив её. В витрине большое объявление: "У нас всячески приветствуются подрывные мыслишки и предательские разговорчики". Внутри оживлённо. Стойка трактирщика с блестящими кранами, по стенам рисунки Йозефа Лады – иллюстратора романа о Швейке. Столы на шесть человек. Скатертей нет. Пристраиваюсь у короткого конца стола, где четверо уже сидят и о чём-то увлечённо болтают.
Сидящий слева крепыш оглядел меня, и протянул для пожатия руку.
– Яцек, а вас как?
– Лом.
– Впервые
– Впервые. Что посоветуете взять?
– Сегодня светлое смиховское замечательное.
– Тогда мне смиховского светлого пока что кружечку, – заказал я подошедшей подавальщице.
Яцек одобрительно кивнул. Помолчали.
– Не сочтите за бестактность, Лом, можно вас спросить, каких политических взглядов вы придерживаетесь? Мы тут ведём всякие антиправительственные разговорчики против войны.
– Предательские разговорчики я обожаю.
– Превосходно! Стало быть, вы попали в нужную компанию. Мы тоже любим. "У чаши" собираются в основном два лагеря, чтобы поспорить о политике. Нытики и попутчики. Мы вот нытики, а попутчики – это те, которые всем довольны и поддерживают правительство. Вон они за соседним столом сидят. Иногда возникают острые дискуссии. Интересно. Вы откуда, Лом?
– Из России.
– У вас есть такие заведения?
– Не знаю. Никогда не интересовался. Наверное, есть.
Поднесли пиво. Сделал несколько глотков и огляделся. Места уже почти все заняты, и гомон голосов стал громче.
– Мы вот сейчас обсуждаем нашу внешнюю политику, – сообщил Иржи, повернувшись ко мне. – У вас Лом, есть какое-нибудь мнение на этот счёт?
– Нет, кроме одного. Надо жить в мире.
– Вот это верно! А наш президент Свобода занял какую-то странную позицию. Подмял под себя все средства информации и дрожит, как бы там что-то не проскользнуло такое, что кому-нибудь за границей не понравится. А за границей мир между народами некоторым очень не нравится. Милитаризм [18] в мире до сих пор никак не изжить.
18
Милитаризм – захватническая идеология
Я откинулся на спинку стула, допил пиво и заказал ещё. Как славно здесь! Сидящие за столом что-то доказывают друг другу про демократию. Подавальщицы порхают по проходам. Звон кружек. Не знаю, сколько времени я просидел в полном блаженстве. Мои плавно текущие мысли прервал громкий тост за столом попутчиков. Мощный мужчина с усами и бородой поднялся и воздел кружку вверх.
– Слава президенту Свободе!
Остальные за тем столом тоже поднялись, чокнулись кружками.
– Слава! Слава! Слава!
– Дрянь ваш Свобода! – бросил Яцек в ту сторону.
– Президент дрянь?! – взревел бородач.
– Конечно, дрянь и ты, Павличек, вместе с ним.
Бородач отбросил стул, развернулся и схватил Яцека за волосы. Но тот выскользнул и треснул противника по физиономии. За что мигом получил кулаком по башке. В другом конце зала кто-то заорал:
– Попутчики наших бьют! Лупите этих прохвостов!
Все, кто был в трактире, вскочили на ноги. Грохот падающих стульев, опрокинутых столов, звон бьющихся об пол кружек. В один миг благообразие мирной вечеринки превратилось во всеобщее побоище. Мелькающие кулаки, перекошенные рожи, звук смачно наносимых ударов. Подавальщицы спрятались за стойку, и спокойно созерцают занятную картину. Пол скользкий от пролитого пива. Дерущиеся падают, не прекращая махать кулаками. Поднимаются и снова падают. Трещит разрываемая одежда. Слышатся взаимные поношения. Больше животного характера и свинья среди них самое безобидное.