По следам Карабаира Кольцо старого шейха
Шрифт:
Лицо Парамона медленно наливалось краской. Он еще не верил и буквально съедал Жунида глазами.
— Сомневаетесь? Могу сейчас же устроить вам очную ставку с продавщицей и с Зубером Наховым тоже. Правда, он менее разговорчив...
— Врет, собака! — брызгая слюной, закричал Парамон.— Будет он говорить в свой срок! Ах ты, сука! Значит, и здесь мне чайник навесили!
— Успокойтесь, Будулаев!
— Гады! — цыган с силой хлопнул по подушке своей огромной ладонью — застиранная наволочка и старый наперник лопнули разом, и из подушки полез грязноватый свалявшийся пух.—
— Хорошо, я приму к сведению. Может, вспомните, кто убил инкассатора?
— Не-е, майор. Байки разные слыхал, а так — не знаю. Дело-то нешуточное, чтоб зря вякать.
Времени оставалось совсем немного, и Жунид так спешил, возвращаясь пешком в управление, что даже тренированный Сугуров с трудом за ним поспевал.
Дараев ждал их в кабинете Виктора Ивановича.
— Ну, что ж, товарищи,— сказал Гоголев, жестом приглашая всех садиться.— По всему видно — наступает время решительных действий, как говорят теперь в сводках. Улик и вещественных доказательств у вас, Жунид Халидович, предостаточно, пятеро арестованы — Бекбоев, Нахов, Щеголевы, Будулаев. Надо брать быка за рога. Вот и Вадим Акимович сегодня при мне допрашивал эту дамочку... Улиту. Приперли ее к стенке... Расскажите, Вадим Акимович.
— Только в двух словах,— попросил Шукаев, глядя на часы. Времени — в обрез.
— Возились мы с ней долго,— сказал Дараев.— Хорошо, что ты позвонил об аресте Будулаева. Я сказал Щеголевой, при каких обстоятельствах ты его взял. Тут она и развязала язык. Сама она, конечно, не в курсе всех их дел, но прекрасно знала, что содержит самый натуральный притон для уголовников. С Рахманом у нее шашни, а Васюковой он просто крутил голову, добывая через нее нужные ему сведения о том, что делается в управлении...
— Этот факт еще будет у нас предметом особого разговора,— помрачнел Гоголев.— В аппарате — осведомитель бандитской шайки! Каково, а?
Выждав вежливую паузу, Дараев продолжал:
— Парамона она знает давно: он частенько ночевал у них, наведываясь из Дербента. Иногда, видимо, приторговывала ворованными вещами, которые он привозил, но не признается в этом. Бывали там и Зубер Нахов, и Хапито. Последний имеет еще одну кличку — Сату Кади.
— Я знаю.
— Этого привечала мать Улиты Евдокия Щеголева. Кстати, она ей не родная мать... Турецкий маскарад для Гумжачева младшая Щеголева позаимствовала в театральной костюмерной.
— Откуда в доме охотничьи принадлежности и сапоги?
— Из вещевого мешка Буеверова: он передал все это Рахману .. Фибрового чемодана, говорит, не видела, не знает ничего о том, куда исчезал Рахман.
— Даты его отсутствия уточнил?
— Да. Он уволился 14 июня и отсутствовал, по словам Улиты, больше недели. Во всяком случае, война уже началась, когда он вернулся. Но вернулся не домой, а к ней. И, судя по всему, на улице днем старался не появляться...
— Чемоданчик
— Еще Сергей Тимофеевич рассылал уведомления с этими номерами,— вставил Гоголев.
— Ты думаешь, Бенбоев отвозил деньги? — спросил Вадим.
— Думаю. Судя по показаниям пасечника Юсуфа, подвода, на которой сидели убийцы, направлялась в ШаХар. В районе пасеки другой дороги нет. Значит, мы не ошибаемся в том, что это были Бекбоев, Буеверов и кто-то третий. Почти уверен, что это не Будулаев. Они и отвезли награбленное к Рахману.
— Почему же до середины июня чемодан мог находиться у Бекбоева, а потом нет? И почему он так внезапно уволился?
— А потому, что именно в эти дни он узнает от Галины Васюковой, что у нас в деле имеются показания охотника Итляшева о его встрече с ними. На одном, полном и грузном,— брезентовый плащ с капюшоном; на другом — комбинезон железнодорожника и он прячет лицо, закрываясь носовым платком; а третий...
— Третий загримирован...— досказал Вадим Акимович.— Виски седые, а брови и борода черные, точно вымазаны сажей. Зверолов еще сказал: «ненастоящий».
— Совершенно верно. Вот он и забеспокоился.
— Красила его и клеила ему бороду, конечно же, Улита,— сказал Дараев.— Но наотрез отрицает это.
— Все еще надеется, что Рахман выживет и спросит с нее,— сказал Жунид.— А его дела плохи.
— Ну, еще, чтобы тебя не задерживать... На чувяках и поясе из «турецкого костюма», назовем его так для краткости, есть отпечатки пальцев. Среди них два очень отчетливых. Принадлежат они Улите и Гумжачеву...
— Отлично,— потер руки Жунид.— Участие Хапито в убийстве инкассатора можно считать почти доказанным. Он покушался на Кабдугова в этом самом маскараде. Там была пуля из парабеллума. В Дербенте тоже. Отлично, Вадим!
Финиш близко!
— Дай Бог,— совсем по-домашнему сказал Виктор Иванович. Не промедлить бы теперь. Мне кажется, надо брать всех. Как вы, Жунид Халидович?
— Брать и немедленно. Всех, кроме Омара Садыка. Его роль не до конца ясна. Боюсь, что если мы арестуем его только за производство и сбыт фальшивых камней, а других обвинений пока предъявить нет веских оснований...
— Разве что показания Будулаева?
— Омар от всего откажется. Старик — птица большого полета. Видно по всему...
— Ну, тогда что же? Ни пуха, ни пера!..— сказал Виктор Иванович.
— Еще минуту. Сейчас должен подойти Арсен. Он пошел узнать результаты экспертизы пистолета ТТ, из которого в меня стреляли.
— Знаете, Жунид Халидович,— снова заговорил Гоголев.— Я бы на вашем месте ехал в Дербент не вдвоем, а вчетвером. Конечно, дагестанские товарищи вам помогут, дадут и людей, и транспорт — на них ведь до сих пор так и висит нераскрытое убийство инкассатора,— но новых людей надо вводить в курс дела, иначе они могут дров наломать. А это потребует времени. Не лучше ли вам взять с собой и