По следам Карабаира Кольцо старого шейха

Кешоков Рашид Пшемахович

— Я что знаю — то знаю. Ваше дело отвечать.

Цыган хрустнул пальцами рук.

— Лады, майор. Я скажу, но помни...

Жунид поморщился. Он никогда не мог преодолеть сво­его омерзения к таким типам, как Будулаев. Ради собствен­ной выгоды готов выдать кого угодно. Для таких не сущест­вовало никаких нравственных норм. Нахов не в пример луч­ше. Конечно, может, он молчит потому, что запуган Омаром, но все же молчит...

Это было двойственное чувство, Жунид и сам не очень-то понимал его природу.

Запирательство допрашиваемого в любом случае шло во вред расследованию, но упорство, ха­рактер преступника, остатки хоть каких-то, пусть до неузна­ваемости искаженных человеческих принципов, внушали ему невольное уважение.

Он сам не заметил, как брезгливо отодвинулся, когда Будулаев, повернувшись, задел его коленом сквозь одеяло.

— Помнить должны вы,— твердо сказал Жунид.— В ваших интересах говорить, а не молчать. Итак — кто в шай­ке? Кто главарь?

— Барон. Кто еще? Он — пахан и есть. Зубер... Был Даша-Гирей.

— Почему был?

— Он недолго. Сначала Хапито заявился. Потом чегото с Феофаном не поделили и Паша наладился в Новорос­сийск...

— Еще.

— Ну, я сам, Хапито...

— Рахман?

— Он совсем мало. Не доверял ему Феофан. Думсал, стукач. Проверить хотел.

— На чем же он его проверил? На ограблении кассира Шахарской фабрики?

— То не мое дело. Слыхать слыхал, а так оно или нет — не знаю.

— Кто убил инкассатора? В Дербенте. Шестнадцатого апреля?

Будулаев замотал головой.

— Знаю только, что дня за два перед тем Хапито и Паша- Гирей нагрянули к барону. Мировая пьянка была.

— Здесь, в Черкесске, кто связан с шайкой?

— Улита. Но Феофана она в глаза не видала. Никого дербентских не знает.

— Кто вас подослал вчера? Кто поручил убрать меня? Или, может быть, медэксперта?

— Не-е-е,— Парамон пошевелил ногой и, скривился от боли.— Не ее. Барон сперва сказал, чтобы я припух в Дер­бенте и не совал носа сюда. А опосля чего-то у них там пе­ретасовалось. Буй притопал, и они с Феофаном пошли к Омару...

— Алексей Буеверов?

— Он. Тоже — сука. Газиза тогда пришил, а сам раско­лолся. Ты про то помнишь, начальник, старое дело...

— К Буеверову мы еще вернемся. Продолжайте — кто вас подослал?

— Барон. Кто же еще? Зубера твои огольцы сцапали. Ему барон припухать велел, а потом говорит, дуй в Черкесск, за тем самым колечком...

— Что сказал Феофан, посылая вас?

— Дал машинку. Пока, говорит, Шукай живой по земле ходит, не вертайся. Я за тобой, майор, двое суток мотался. А тут перепутал или что — не знаю. Промазал, выходит.,,

— Стреляли вы в судебно-медицинского эксперта Зулету Хасановну Нахову,— сказал Жунид, изучающе глядя на Парамона.— Вас ввела в заблуждение фуражка, которую она надела.

— Вон оно чего. Надо же...— на туповатом

лице Будулаева появилось некоторое подобие улыбки.— Спутал, зна­чит...

— Ну, и сволочь,— прошептал Сугуров, не сдержавшись и добавил еще фразу по-цыгански.

Будулаев удивленно воззрился на него.

— Чавел, что ли?

— Цыган я,— сказал Арсен, презрительно скривив губы.— А ты позоришь все цыганское племя.

— Не лайся. Скажи ему, майор! Нет такого закона ла­яться!

— Ишь, какой законник,— усмехнулся Шукаев, закури­вая, и успокаивающе кивнул Сугурову.— Вернемся к делу, Будулаев. У нас нет времени. Вам сказали, почему вы долж­ны убить меня?

— Сказали. Сказали, что мы все у тебя на крючке. Шевельнешь пальцем — и хана.

— Где сейчас Буеверов?

— В той хате, где меня Феофан прятал.

— Дербентская, 21?

— Ну, ты даешь! — искренне изумился Парамон.— Все, что ли раскопал?

— Почти. Немного осталось.

— Дока ты, майор.

— Кто выкрасил вам волосы в день ярмарки? Будулаев снова усмехнулся, посмотрел на Шукаева и покачал головой.

— Не зря, видать, Феофан велел тебя пришить, началь­ник. И это усек...

— Отставить болтовню,— посмотрев на часы, негромко, но резко сказал Шукаев.— Отвечайте йа вопросы коротко и точно.

— Улита.

— Откуда вам известно, что мы ее арестовали?

— А Буй на что? Он сказал барону, что ихняя малина накрылась.

— Все? Что еще можете добавить?

Парамон откинулся на подушку. Лицо его снова приня­ло угрюмое выражение.

— А ничего. Что тут добавлять. Дурак я был, дурак остался.

— Почему же такое самоуничижение?

— «Само» .. что?

— Почему себя дураком обозвал?

— А потому. При Асфаре объедками жил, бока подстав­лял и теперь не краше. Башли, так те — барону, Хапито или Паше-Гирею, а нам с Зубером — шиши позолоченные...

— Кто снабдил Гумжачева восточным костюмом?

— Чего?

— Халат, феску и чувяки — кто дал Хапито?

— Она же. Улита. Из театра брала.

— Почему вам не доверяли торговлю фальшивыми дра­гоценностями?

Парамон несколько секунд недоверчиво смотрел на Шукаева.

— Опять темнишь, начальник? Какие еще фальшивые? Феофан сказал — у Омара Садыка все в ажуре, как на мо­нетном дворе...

— Значит, от вас даже Нахов это скрывал,— сказал Жунид.— Кстати, Фатимат Паритова знала вас? Вы ее?

— Не-е-е. Коли б знала, разве бы я пошел с Зубером?

— Ну, вот еще одно доказательство, что ваши главари не доверяли вам. Если хотите знать, Зубер Нахов, а позднее Хапито Гумжачев, он же Саду Кади, через Паритова сбывали в магазин золотые и серебряные вещи с поддельными камня­ми. Паритовы делились с ними барышами. Вас держали на подхвате.