По следам М.Р.
Шрифт:
— Да, да. Но я не о них. Не случалось ли с Бортовым чего-либо… Ну, скажем, необычного?
— Понятно. — Чукин еще раз обвел всех тяжелыми, как пули, глазами. — При них можно?
— Капитана Ярова вы знаете, а это… — генерал хотел объяснить, но передумал, и в тон Чукину ответил. — Можно.
— Кратко или подробно?
— Давайте сперва кратко. А если понадобится…
— Понятно. Разрешите начать? — Чукин сидел на стуле совершенно неподвижно, положив руки на колени, и лишь изредка приподнимал и опускал ладони.
…Офицера разведки Бортового он вызвал
…Дивизионная разведка не обеспечила должной безопасности при выходе глубинной группы, и Бортовому надлежало дать по этому поводу объяснения.
— Однако вместо того чтобы представить указанное объяснение, он вступил в ненужные разговоры, — сказал Чукин. — Видимо, желая похвастать своей осведомленностью, Бортовой заявил, что ему известно от знакомого офицера штабфронта о задании глубинников, связанном с немецкой сверхтяжелой пушкой…
(«Выходит, он знал!..» — изумленно шепнул Витя Геньке.
«Знал, да забыл», — так же тихо ответил Генька).
…Генерал может не сомневаться, что Чукин сообщил, куда следует, об этом болтуне из штабфронта, и тот понес заслуженное наказание.
Провал операции Бортовой ничем объяснить не смог, хотя и высказывал предположения относительно упущений в хранении военной тайны. В частности, заметив на столе у Чукина контрольный экземпляр газеты «Боевое знамя», он обратил внимание на опубликованный там снимок разведчиков и связал появление подобных снимков с возможностью утечки военной тайны.
— Конечно, — пояснил Чукин, — я задержал выход номера и дал соответствующие указания по этому поводу.
В ходе разговора Чукин вынужден был напомнить Бортовому, что тот уклоняется от сути дела, и только тогда Бортовой стал описывать ход боя. Он утверждал, что его разведчики начали действия лишь после того, как в нейтральной полосе вспыхнула перестрелка, вызванная, очевидно, тем, что противник обнаружил возвращавшуюся группу. Однако помощь разведчиков несколько запоздала, так как условленный сигнал ракетами был подан группой уже в разгаре боя.
Чукин приказал своим уполномоченным перепроверить версию Бортового. Но дивизионные разведчики дополнительных сведений не сообщили, а на запрос в особый разведотряд штабфронта пришел ответ, что группа глубинников, оказавшаяся причиной данного ЧП, прекратила существование ввиду гибели ее участников.
— Но ведь Эрик Сергеевич жив! — Витя вскочил. — Почему же… его не спросили?
Чукин, не глядя на Витю и по-прежнему обращаясь только к генералу, отрубил:
— Не знаю, о ком речь. Впрочем, не имеет значения. Причина ЧП была признана неустановленной, и дело закрыто. Об этом мною было доложено вашему заместителю ввиду вашего отсутствия. Дальнейшие проступки офицера Бортового, о которых я докладывал вам лично, носили… — он впервые замялся, — чисто дисциплинарный характер и не входили в сферу… Поэтому я ограничился представлением информации и не стал настаивать на применении каких-либо санкций.
Чукин остановился. Вытащил сложенный
— Почему вы все майора подозреваете? — наконец выпалил он. — Майор ведь за своих разведчиков болеет — разве не видно?! Когда объявился Кубарев — ого, как он обрадовался!
— Ефрейтор Кубарев? — Чукин впервые с интересом взглянул на Геньку. — Он у нас проходил. Окружение и пребывание в плену. Оставлен в строю, но взят на учет. Есть какие-нибудь данные?
— Какие у нас могут быть данные? — Филимоныч дернул плечом. — А вот сам Кубарев есть, живой-здоровый. Жаль, что толку от него немного. Слово скажет, два — пропустит…
— Да, я помню, вы рассказывали, — генерал в последний раз затянулся и обрушил столбик пепла. — Ну что ж, раз начали разбираться — надо идти до конца. Как позвонить в гараж?
Кубарев появился в замасленной куртке, в больших перчатках с кожаными раструбами.
— Отпросился на полчаса, — объявил он с порога.
Кивнул ребятам, как старым знакомым, и тихонько сел на стул у дверей, поджав ноги, чтоб не наследить.
— Я уже объяснил вам, Василий Дмитриевич, что нас интересует, — начал генерал. — Вероятно, вы сочли невозможным посвящать детей во все детали. Ну что ж!
А теперь давайте условимся: мы хотим знать всё. Всё, — голосом подчеркнул генерал.
Кубарев понимающе кивнул, облизнул губы, но, вместо того, чтобы заговорить, тяжело вздохнул.
— Погодите, — сказал генерал. Повернулся к Филимонычу. — Надо ли им слушать это? — он кивнул в сторону ребят.
Филимоныч почему-то встал. Нахмурился.
— Думаете — непедагогично?
Генька замер.
«Так и есть! Сейчас выгонят. Взрослые — они всегда в самый интересный момент…»
Филимоныч сделал несколько шагов по кабинету.
— В каких-то теплицах, да-да, в оранжереях растим мы наших ребят. Пусть всегда будет солнце! — он жестко усмехнулся. — Пусть! Но, к несчастью, есть еще и черные бури, и суховеи. Ребята должны видеть…
— Значит, оставляем, — подытожил генерал. — Ну что ж, — он повернулся к Кубареву. — Прошу вас — продолжайте…
— Всего подряд рассказывать не надо, — вмешался Николай Филимонович. — Лучше я буду спрашивать.
Он взял со стола исчерченный лист и подошел к шоферу.
— Вот, глядите. Это — наши окопы, это — немецкие, а здесь — «ничейная» земля. Отсюда ползли глубинники, так? Где вы их дожидались? Здесь? Хорошо. А где в это время был Бортовой? Тут?
Кубарев замер.
— Выходит, вы знаете?.. А он-то думает… Тогда не велел говорить и нонеча наказывал: не трепли… А ежели вам ведомо…