По следам солнечного камня
Шрифт:
Однако море, волны, украшающая нос корабля фигура девы с распущенными волосами, вырезанная из дерева и позолоченная, — ведь это реальность! Следовательно, он действительно с каждым часом все дальше от Вечного города, от своей северной родины! О недавних событиях напоминало и массивное золотое кольцо на пальце. Оранжево-красный камень таинственно сверкал. На его овальной поверхности, словно из зеркала, возникал взгляд девушки, вырезанной рукой талантливого мастера… Номеда! Это ее глаза…
Взгляд Номеды бередил душу юноши, как кинжал. Из головы не шли слова, вырезанные на кольце, их так любила повторять Номеда: «Молодому надлежит любить».
Айстис — а юноша в одежде легионера был, конечно, он — не в силах противостоять взгляду Номеды, поднял руку и решил снять кольцо с
— Доброе утро! Любовь горяча, если ты не в силах оторвать глаз от кольца! — услышал Айстис голос за своей спиной и, повернувшись, увидел пожилого мужчину с седеющей бородой и большими бакенбардами. — Курций, — представился он по-латыни с четким римским произношением. — Триарх [65] этой посудины!
65
Триарх — капитан корабля.
Мужчина умолк, словно ожидая, пока юноша представится, но тот, не желая выдать себя плохим латинским языком, предпочел промолчать и сделал вид, словно он не понял, что понадобилось седобородому.
Не дождавшись ответа, Курций добавил:
— А ты, оказывается, не из разговорчивых… Понимаю… солдату не к лицу лишние разговоры… — И, переводя разговор в другое русло, поинтересовался: — Как спалось?
— Неважно, — признался Айстис, обрадовавшись тому, что понимает Курция и помнит слова, которым его учила Номеда.
— Качки больше не будет… Шторм позади…
— Далеко ли мы отплыли?
— Куда уплывешь па такой посудине! Всего полтораста гелерников… Ты бы видел «Золотую нимфу» — вот это корабль! Он возвращался в Остию из Индии, когда мы отплывали. Весь город сбежался смотреть. Тысяча гребцов! Сколько парусов! Сколько палуб!
— Ого! Так уж и тысяча!
— Ну, может, немного меньше… Однако корабль — исполин! Куда с ним тягаться нашему суденышку… — Помолчав, седобородый продолжал: — Впрочем, мой корабль тоже неплох… Плавает себе, наперекор всем штормам Внутреннего моря… [66]
66
Так римляне называли Средиземное море.
— Почему «Внутреннего моря»?
— А потому, юноша, что вокруг этого болота, как мы, моряки, называем это море, всюду раскинулась наша империя!
Айстис снова окинул взглядом водную поверхность. Вдали из воды поднимался столб дыма.
— Что там? — спросил он в испуге.
Курций даже не повернул голову. Он сразу понял, чем заинтересовался путешественник, которого люди Номеды просили отвезти в Карфаген и хорошо уплатили за услугу.
— Это кузница бога Вулкана [67] . Из нее всегда валит дым, потому что у хромого старика много работы. Он кует молнии для бога Юпитера!
67
Вулкан — один из богов римского пантеона, его изображали хромым кузнецом, кующим молнии.
— Молнии?
— Да, да… В недрах земли находится огромная кузница, там и кует молнии хромой кузнец. Одни его называют Гефестом, другие Вулканом… Молнии он отдает богам.
К вечеру следующего дня Айстис услышал возгласы:
— Земля! Земля!
Курций засвистел в золотой свисток. Моряки устремились на палубу…
Началась суматоха, которая возникает всегда, когда корабль приближается к берегу.
— Карфаген! [68]
Моряки указывали на трудноразличимое серое пятно, показавшееся на горизонте. Вскоре Айстис уже смог разглядеть узкую полоску суши.
68
На
Корабль вошел в широкий канал, ведущий в круглое озеро. Вдоль набережной покачивались большие и маленькие судна.
— Сейчас начнет дуть «африканец». Он несет с собой шторм. Взойдут семь плеяд — дочерей титана Атланта, превратившиеся в звезды, — говорил Курций. — Плеяды не любят кораблей, а ждать, пока они зайдут, придется долго… Надо торопиться!
Как только корабль пришвартовался у набережной, по перекидному мостику на него поднялся квестор в сопровождении вооруженных воинов.
— Здравствуй, триарх Курций! Что ты привез хорошего?
— О! Здравствуй, друг мой Домиций!
Капитан и квестор, управляющий этим берегом, обняли друг друга.
— Я привез всякую всячину и гостя. Вот тессера [69] и письмо…
Квестор сломал печать и прочитал написанное, затем низко поклонился Айстису и сказал:
— Милостивая Номеда сообщает, что вы хотите отправиться в ее салтус [70] у Больших Песков?
Айстис, в свою очередь, поклонился квестору:
— Я думаю пожить там некоторое время…
69
Тессера — условный знак: деревянная или металлическая дощечка, подтверждающая, что письмо шлет действительно указанное лицо.
70
Салтус — поместье.
Домиций обрадовался, услышав, что незнакомец понимает по-латыни.
— Прежде всего вы должны пожить у меня! Ко мне так редко наведываются люди из Вечного города!
Курций не вытерпел:
— А я?
Домиций махнул рукой, словно отгоняя от себя надоедливую муху, и попросил Айстиса подождать, пока он справится с неотложными делами.
Дел было немало: корабль должен был доставить в Рим львов для боев гладиаторов в Колизее, пшеницу, масло, фрукты, которые из поместья Номедов поставлялись сенату. Это было крупной привилегией, которая обходилась недешево, но приносила большие прибыли.
Пока Домиций указывал, что и куда грузить, расставлял рабов, обсуждал с Курцием важные дела, Айстис присматривался к берегу. Чуть поодаль поднимались дома, такие же белые, как и песок, на котором они стояли. За этой белизной, сколько хватало глаз, раскинулась желтая земля. Ее край сливался с небосводом…
Рядом стояла круглая бочка, почерневшая от соленого морского ветра и солнца. Айстис оперся об нее и удивился: оказалось, что ото вовсе не бочка, а дерево! [71] Но где его ветви? Где листья? Ни того, ни другого не было! В испуге юноша отошел от странного дерева…
71
Айстис увидел характерное только для Африки дерево, растущее но вверх, а в землю. Подземный ствол его достигает длины двадцати метров, его поперечник бывает до метра. Цветет дерево раз в двадцать лет. Тогда небольшой нарост, возвышающийся над землей, украшается листьями и цветами.