По следам султанов и раджей
Шрифт:
Мы быстро проехали стокилометровый путь по гладкому асфальтированному шоссе, и вот нашим взорам в неглубокой долине открылись небольшие ряды серых глиняных домиков — провинциальный город Татта. Где же тот мавзолей, ради которого мы сюда ехали? Наконец показался и мавзолей; он расположен на небольшом холме слева. Прикрытый развалинами кирпичных и каменных стен, он стоял в тени могучих кактусов, которые в это время года цветут небольшими красными цветами.
Мы свернули на пыльную узкую дорогу, ведущую прямо в глубь величественных развалин, и остановились, завороженные открывшимся нам зрелищем. Нас поглотила глубокая тишина, царившая в месте самого большого захоронения, которое вообще можно себе представить. Холм Макли (он назван так в честь знатной дамы, похороненной
Большинство мавзолеев относится к сравнительно короткому историческому периоду в 150 лет XVI—XVII века, когда здесь правили последние независимые государи Синда, а затем господствовали могольские губернаторы. В первые годы существования Делийского султаната в XIII веке правление областью по нижнему течению Инда было в руках полузависимых правителей из династий Сумра, наместников Мультана. Позднее против них и против слабеющей центральной власти чужеземных султанов в Дели выступили местные раджпуты из рода Самма. Они приняли ислам и удерживали власть в течение почти двух столетий. Расцвет их государства приходится на время правления Низам–уд–дина (1461—1509), известного своей справедливостью, примерной жизнью и заботой о подданных. Народные баллады до настоящего времени воспевают добрые деяния благородного государя, Джама Ниндо, как его называли, и рассказывают о его романтической любви к Нури, прекрасной дочери рыбака, с которой в жаркие вечера он любил кататься на лодке по озеру, покрытому сегодня, как и в те времена, водяными лилиями.
После смерти легендарный правитель был похоронен в прекрасном мавзолее, который, несмотря на то что навсегда остался без купола, считается красивым и с художественной точки зрения самым ценным зданием в Тате. Это сооружение органично связывает традиции индуистской и мусульманской культур. Его проект составили мусульманские архитекторы из Турции и Ирана, а строили непосредственно индуистские мастера. Некоторые исследователи указывают именно на этот факт, когда пытаются объяснить, почему гробница осталась без купола. При этом они ссылаются на то, в те времена Синд находился сравнительно далеко от центров исламской культуры, и индуистские мастера, вероятно, не стали делать купол — чуждый элемент для индуистской культуры.
От недостроенного, но тем не менее прекрасного мавзолея на западном склоне холма почти незаметная тропинка ведет через колючие заросли кустарника к другим гробницам, мало похожим на те, которые мы видели ранее. Их архитектурный стиль заметно отличается и свидетельствует о том, лежащие в них мусульманские правители были, в отличие от предшествовавшей им местной раджпутской династии, чужаками, ворвавшимися в бурлящую политическими раздорами долину Инда из Афганистана. Вскоре после смерти Джамы Ниндо престол захватили Аргуны ( 1519—1554 ), принадлежавшие к тюркским племенам, а после них — Тарханы ( 1554—1625 ), родостовная которых велась прямо от великого завоевателя Чингизхана. В довершение всего на Тату напали португальские пираты, захватили богатую добычу и сожгли весь город. Синдские народные песни до сих пор рассказывают об ужасных деяниях алчных европейцев.
Смешанный индусско–мусульманский архитектурный стиль древних мавзолеев уступает место подлинно тюркскому стилю. Мавзолеи Тарханов похожи на каменные крепости, охраняемые по углам четырьмя круглыми башнями. Каждая архитектурная деталь их настолько среднеазиатская, что они вполне могли бы стоять в Самарканде или Бухаре. Купола некоторых мавзолеев, украшенные
Иса–хан стал императорским наместником, причем в своих действиях он пользовался большой свободой. Свою собственную гробницу он начал строить еще в ранние годы своего правления. Его дядя выделил ему в качестве поместных угодий несколько деревень, и доходы от одной из них на протяжении многих лет, говорят, служили источником капиталовложений в дорогостоящее строительство. Так как на посту губернатора он дожил почти до ста лет, то у него было достаточно времени и средств, чтобы помпезно ее украсить.
В нескольких шагах от гробницы Исы находится самая большая достопримечательность таттского некрополя — мавзолей тарханских женщин. Мавзолей обнесен высокой, местами уже развалившейся, стеной, которая ограждала женщин из царского рода от внешнего мира и обеспечивала им ту исключительную уединенность, какая установлена заповедями ислама. Обычно жен мусульманских правителей хоронили в царских мавзолеях рядом с супругами. Было так и на холме Макли, правда, здесь между гробами мужчин и женщин внутри мавзолея нередко ставили небольшие перегородки. Во всей Индии вряд ли найдется гробница, в которой женщины из правящей династии были бы похоронены все вместе и отдельно от супругов. Такой посмертной привилегией могут похвастать лишь жены синдских правителей из династии Тарханов в Татте.
Время расцвета феодализма в Индии было периодом все большей эксплуатации индийских крестьян, что нашло свое отражение в архитектуре мавзолеев могольской эпохи. Помпезность этих гробниц как будто подчеркивает силу централизованной политической власти. Лучше всего сохранилась могучая гробница квадратной проекции, взметнувшаяся ввысь с вершины холма Макли. В ней укрыты останки дивана Шурфы–хана, министра шестого могольского губернатора Татты. Надпись на ней гласит, что строительство так называемого «недоступного» мавзолея Шурфа–хан закончил в 1638 г., за шесть лет до своей смерти.
Прочная кубическая конструкция и могучие цилиндрические опоры, установленные в каждом углу здания, способствовали тому, что мавзолей хорошо сохранился до наших дней. Лишь светло–синяя глазурь купола немного облетела. Предшественник Шурфы–хана Гази–бег в 1613 году построил для своего отца прекрасный мавзолей, продемонстрировав при этом не меньшую помпезность и, вероятно, чуть больше художественного вкуса. Правда, он не успел привезти из чужих краев гроб отца, погибшего в афганском Кандагаре. Вход в небольшую гробницу Гази–бег украсил каменной башней с прекрасным резным порталом, на котором, кроме арабской вязи, использованы также мотивы цветов лотоса и подсолнечника.
Несмотря на то что Синд находился под властью Великих Моголов чуть более ста лет, императоры успели украсить общественными зданиями и сам город Татту. Особенно старался Шах–Джахан, которого не зря называли «королем–строителем». Шах–Джахан имел основание выделять старую синдскую столицу среди других городов. В молодости он затеял против своего отца Джахангира вооруженный мятеж, но его предали. Тогда Шах–Джахан бежал от гнева императора как можно дальше от столичного города Дели и очутился в синдских краях. Губернатор и жители Татты оказали ему тогда гостеприимство и предоставили убежище, наверное, потому, что он вызывал их симпатии, как бунтовщик против власти императора. Когда же Шах–Джахан сам стал Великим Моголом, он в 1644 г. выделил из императорской казны средства для строительства в гостеприимном городе большой мечети с обширными пристройками и сотней небольших куполов над сводами колоннады. Пакистанское археологическое управление внесло мечеть Шах–Джахана в список наиболее ценных могольских памятников на территории страны и выделило значительные средства для ее сохранения, так же как и других представляющих интерес памятников прошлого.