По следам загадочных зверей
Шрифт:
…В 1966 г. в одной из пещер Австралии нашли труп сумчатого волка, подозрительно «новый» с виду и демонстрирующий признаки активного разложения. Находку незамедлительно подвергли радиоуглеродному анализу. Результат опечалил: возраст останков составляет несколько тысяч лет.
…В 1986 году Ричард Гринуэлл, американский зоолог, председатель Международного общества криптозоологии, будучи в Мексике, слышал множество рассказов об онце — легендарной дикой кошке, напоминающей гепарда. По преданию, одну из особей этого «вида» приручил некогда сам император ацтеков Монтесума. Гринуэлл договорился с индейскими охотниками: если кому-то из них посчастливится изловить кошку живьем или хотя бы подстрелить, пусть проинформируют его. Спустя несколько месяцев Гринуэлл получил телеграмму: подстрелили, труп заморозили, приезжайте. Прибыв на место,
…В 1968 году некто Хансен, гражданин Соединенных Штатов, демонстрировал публике вмерзшего в лед снежного человека, доставленного к нему в Минесотту контрабандой из Вьетнама. Восторга зевак можно было бы и не принимать всерьез, если бы находку лично не освидетельствовал авторитетный французский зоолог Бернар Эйвельманс. Он нашел, что экспонат скорее всего подлинный и посему заслуживает внимания, а наружный осмотр позволил ему как опытному морфологу предположить, что перед ним представитель неизвестного вида человека — Эйвельманс даже, что называется, не сходя с места придумал ему название: Homo pongoides. Вскоре хансеновским экспонатом заинтересовалось ФБР; почти сразу же оба — экспонат и сам Хансен — бесследно исчезли…
Если добавить к сказанному общеизвестные сведения о Несси, встречах со снежным человеком и т.д., может сложиться впечатление, что криптозоология — псевдонаучное шоу вроде телекинеза: верят в нее исключительно дилетанты, а опыты — или лучше сказать «фокусы»? — удаются, лишь когда никто не видит. Действительно, кроме кракенов, нет документально подтвержденных криптозоологических удач. Очень много красочных и загадочных историй, еще больше романтики странствий в джунглях — но ни одного описания нового вида животных, удовлетворяющего Международному кодексу зоологической номенклатуры, да что там — ни одного коллекционного экземпляра или хоть фотографии, изображение на которой поддается точной идентификации. Но…
Но мы не случайно упомянули о том, что за человек носит почетный титул «дедушки криптозоологии». Одно дело — британская журналистка, не имеющая профессиональной подготовки, и совсем другое — маститый зоолог, в профессионализме и добросовестности коего нет сомнений. И Эйвельманс отнюдь не единственный биолог-профессионал среди криптозоо-логов. Филипп Тобиас из ЮАР, один из крупнейших палеоантропологов мира, до самой пенсии увлеченно работал в директорате Криптозоологического общества. А организаторы исследований? Да, конечно, байки и басни рассказывают туземцы, в университетах не обучавшиеся, но экспедиции-то снаряжают ученые! Результат этих экспедиций неизменно нулевой или почти нулевой — вроде бы сие доказывает, что настоящая наука опровергает криптозоологические домыслы как не подкрепляемые фактами. Тогда почему снаряжаются все новые экспедиции, почему организуются в разных странах криптозоологические общества, почему растет число энтузиастов? Правда, многие из них производят впечатление неизлечимых романтиков, жаждущих чудес.
А что, если романтический флер лишь плотно обволакивает общую картину, искажая ее истинный смысл даже для тех, кто ее рисовал? Попробуем на время забыть о том, кто ищет таинственных животных, и поговорим о другом: кого найдут криптозоологи — если найдут?
Естественное недоверие к криптозоологии среднестатистического биолога с классическим образованием можно сформулировать в виде следующих вопросов.
1. Могут ли в принципе существовать животные, которых изучает криптозоология (в дальнейшем для краткости будем именовать их криптозоями)?
2. Если да, почему их так трудно обнаружить?
3. Почему их встречают лишь представители отсталых племен и народностей?
4. Почему криптозои водятся преимущественно в тропических лесах?
5. Почему современная аппаратура биосферного мониторинга не регистрирует никаких следов криптозоев?
6. Зачем криптозоологи ищут криптозоев?
7. Надо ли вообще
8. Можно ли полагаться на данные тонких анализов при определении видовой принадлежности кандидата в криптозои?
9. Надо ли охранять криптозоев, заносить их в Красную книгу?
10. Наконец, итоговый вопрос: есть ли в криптозоологии научность и в чем она состоит, если есть?
А поскольку шум вокруг криптозоологии поднимает исключительно пресса, добавим одиннадцатый вопрос: если реальность криптозоев будет неопровержимо доказана — можно ли считать это сенсацией?
Полагаю излишним соблюдать очередность вопросов. Удобнее начать с самого легкого и самого частного, а именно с восьмого. Возникает он потому, что австралийский зоолог (профессионал!) Арнольд М.Дуглас опорочил вывод о возрасте упомянутого трупа сумчатого волка. По мнению ученого, внутрь останков проникли грунтовые воды, которые сбили приборы с толку. Да и странно: тысячелетней давности тушка демонстрирует признаки разложения сейчас?
Здесь налицо явное недоразумение, досадное, но нисколько не умаляющее достоинств радиоуглеродного анализа как метода. Дело в другом: разумно ли в затруднительных случаях ссылаться на современные тонкие (молекулярные) методы как на последнюю инстанцию? Вспомним: зоолог Гринуэлл констатировал ряд признаков, отличающих предполагаемую онцу от пумы, — вполне уважительных с точки зрения систематики, — но немедленно от них отрекся, получив на руки биохимический вердикт.
Между тем с точки зрения классической, официальной, общепризнанной зоологии это неправомерно. Недаром говорил незабвенный Эркюль Пуаро: «Сам я не слишком полагаюсь на всевозможные экспертизы — меня обычно интересует психология, а не сигаретный пепел». Нас же — в данном случае — интересует зоология, а не спектроскопия, спектрометрия etc. Морфологические признаки для современной систематики столь же весомы, сколь и для допотопной, линнеевской. Именно морфологические различия зоологичны, поскольку непосредственно отражают экологическую уникальность каждого вида.
Любой биолог еще на университетской скамье усваивает одну аксиому, которой стоило бы посвятить целый трактат, но за недостатком места ограничимся ее формулировкой: если таксой (вид, род, семейство, отряд и т.д.) выделился, значит, он что-то делает в природе. Что именно делает? На это можно ответить, изучив экологическую нишу таксона: где, чем и как живут его представители. А на чем прежде всего отражаются экологические приспособления, скажем, той же онцы? Разумеется, на ее морфологических признаках, сиречь на наружном и внутреннем строении. Что касается биохимических и прочих «пробирочных» признаков — «притирка» к экологической нише не обязательно потребует их изменения. За доказательствами недалеко ходить. Одно время очень модной стала геносистематика — классификация животных на основе генетического теста. На первых порах, как водится, взахлеб кричали, что это революция в систематике, что традиционные методы классификации можно смело отбросить, и т.д. А при ближайшем рассмотрении оказалось, что иногда какие-нибудь два вида одного рода показывают различия такой же степени, что и два типа (!).
Случались и другие конфузы — видимо, они вообще неизбежны при попытке абсолютизации тонких методов видовой диагностики. А значит, грамотный диагноз видовой принадлежности пумы-онцы или любого другого криптозоя должен основываться на комплексе морфологических, экологических и, скажем так, молекулярных его признаков. Если последние вызывают сомнения — лучше решить их в пользу морфологии и экологии.
Зачем мы об этом говорим так подробно? Да затем, что отсюда напрямую следует, например, что Гринуэлл явно поторопился признать свое поражение. Все-таки он, скорее, имел дело с неведомой кошкой, чем с «дефектной» пумой. Если длина ног — признак малозначимый, то от полосок на лапах и от формы черепа отмахиваться не следовало — ибо в смысле экологическом они, несомненно, что-то значат. Полоски на лапах могут служить для опознания самцом самки своего вида (и наоборот) — известно, что природа не пренебрегает ни одной возможностью укрепить барьер репродуктивной изоляции, особенно когда два вида — близкая родня меж собой. А уж форму черепа нетрудно связать и с источником питания, и со способом охоты, даже с динамикой суточной активности!