По следу коршуна
Шрифт:
– Хорошо, – пожала плечами девушка. – Как скажешь. Не буду называть тебя котиком, – сказала она, чтобы уж не взбесить его очень.
Олежек копошился с молнией на ширинке брюк, когда Марина внимательно наблюдая за ним, вдруг спросила:
– А ты деньги мне принес?
– Какие деньги? – недовольно огрызнулся Белозеров. Черт бы побрал эту молнию. Раньше, как хорошо было, брюки на пуговицах. Ну, подумаешь, иногда по пьяному делу забудешь застегнуть пару пуговиц на ширинке. А теперь вот вообще ни туда, ни сюда. Он рванул застежку и почувствовал, что молния разъехалась.
– Давай, ложись, – он сбросил брюки, положил
– Видел? И не надейся даже, что я тебе просто так дам. Тоже мне удумал. Поначалу хоть деньги платил. А теперь приходишь, говоришь, что я твой агент…
– Тише, – Белозеров покосился на стены. Не хватало, чтобы эту ненормальную услышали соседи. – Чего ты орешь? Замолчи. Дура!
Марина вскочила с дивана. Еще никто ее так не называл.
– Это я-то, дура? Ах ты, толстопузый хряк! Придет, пожрет, попьет, да еще потрахаться ему дай. Вот, видел? – кукиш опять подобрался к лицу несколько обескураженного толстячка, стоящего на ковре перед диваном уже в одних носках. – Ты мне за Туманова деньги обещал? Ну, говори.
– Ну, обещал, – вынужден был признаться толстячок.
– А раз так, где они? Где мои две тысячи долларов? Мне сейчас нужны деньги, так что давай. Зря, что ли я с ним барахталась в постели?
Капитан понял, что ни о каком нормальном сексе с этой дурой не может быть и речи. Стал одеваться. А Марина не отставала.
– Нет. Ты не увиливай. Где деньги? Слышишь, Олежек? А то я сейчас позвоню Туманову и расскажу про тебя. Как ты меня уговаривал, лечь с ним в постель. Он, видите ли, ему нужен. А Дашка – моя подруга. Мне, может, стыдно перед ней. Я сейчас позвоню ей и извинюсь, – настаивала Марина, вскочила с дивана и пошатнувшись, упала.
Белозеров помог ей встать с ковра. Усадил обратно на диван.
– Успокойся, истеричка. Никому звонить не надо. Ложись и спи. Завтра с тобой поговорим. Ты сегодня пьяная, – попытался он уложить девушку, но Марина вырвалась, и, натыкаясь на кресло и стулья, подбежала к телефону.
– Я хочу позвонить Федору. Пусть узнает, какая я сволочь. И какая сволочь – ты! Все пусть узнает. Сделал из меня шпионку, гад!
Толстячок схватил ее, но Марина уже успела уцепиться за трубку, и когда он, приподняв ее, потащил к дивану, аппарат грохнулся на пол.
– Отпусти меня, сволочь! А-а! – закричала она.
Белозеров взглянул на часы, стоящие на столе возле дивана. На них было половина первого.
– Не ори, дура! – он попытался зажать своей рукой ей рот, но, изловчившись, Марина укусила его до крови за палец.
Толстячок взвыл от боли:
– У-у, сука рваная! – он размашисто ударил девушку по лицу. – На, получай, падлюка! Денег она захотела, шлюха. Вот тебе деньги.
Марина отскочила в сторону и, не удержав равновесия, упала, ударившись виском об угол стола, едва не опрокинув его. Стоящая на столе фарфоровая ваза от толчка, свалилась, сначала на стол и, прокатившись по нему, грохнулась об пол, расколовшись вдребезги.
Белозеров наклонился над неподвижно лежащей девушкой.
– Ну, хватит тебе валять дурака. Вставай, Марина. Отдам я тебе деньги. Не сейчас, но отдам. Вставай, – сказал он, подумав, что Марина выкинула очередной трюк. На такие, разного рода, изощренные штучки, она большая мастерица. Капитан и сейчас не исключал такую
– Марина, ну перестань. Слышешь?
Голова ее была чуть повернута на бок. Он тронул ее за лоб, повернул к себе и увидел, что ее левый висок весь в крови. Кровь стекала на ковер, образовав на нем большое бурое пятно.
Она не притворялась. Она была мертва.
– Епона мать! – сказал сам себе толстячок, не ожидавший такого поворота событий. Для верности он потрогал пульс на ее руке и, не обнаружил его. Посмотрел на девушку разочарованно.
– Вот только трупа мне и не хватало, – задумчиво произнес он, прикидывая, как теперь лучше поступить. Можно было внести в домашний уют этой квартиры, некоторый беспорядок. Тогда бы у ментов сложилось мнение о грабеже, из-за которого и погибла хозяйка квартиры. На худой конец, забрать золотишко и потом, при выходе из подъезда, кое-что бросить, чтобы сложилось впечатление, будто убийца так торопился, что обронил пару серег. Или перстень. Он стоит не менее полштуки «зелени». Хотя вряд ли тот, кто найдет его, потащит сдавать в милицию. Даже не искушенный человек, угадает его истинную цену и постарается прикарманить вещицу.
Но поразмыслив немного, он пришел к мысли, что будет лучше, если все оставить так, как есть. За исключением того, что в квартире не должно быть его отпечатков пальцев. Кто видел, как он входил к ней в квартиру? Никто. И если никто не увидит, как он будет выходить, то никто и не сумеет обвинить его в убийстве. Лишь бы только эта дура своим криком не разбудила соседей.
Капитан подошел к стене, прислонил ухо.
За стеной было тихо. «Порядок,» – повеселел толстячок, уверенный в том, что все соседи по лестничной площадке знают, что Марина была любительницей выпить. А тут, просто не подрасчитала свои силы, перебрала лишнего и, споткнувшись, упала виском об угол стола. Такое бывает и довольно часто с людьми подверженными алкоголизму.
Тут же он прикинул, где могли остаться его отпечатки. Получалось, только на кнопке звонка. Он пришел, дверь была закрыта, и ему пришлось позвонить. Потом Марина открыла ему, а когда он вошел, сама же и закрыла дверь.
Глянув еще раз на лежащую на ковре мертвую девушку, Белозеров оценив прелести ее тела, с сожалением причмокнул языком.
– Ты была хороша в постели. Прощай, любимая, – он достал из кармана носовой платок и помахал им. Потом быстро прошел в прихожую, через платок отпер замок и вышел.
Федор заступил на дежурство в оперативно-поисковую группу, когда позвонил дежурный и сообщил, что пару минут назад позвонила женщина и сообщила о смерти своей дочери. Дежурный послал по адресу молодого лейтенанта, но посчитал не лишним поставить в известность и майора Туманова. Раз он дежурит в группе.
– Ты правильно поступил, – похвалил майор дежурного и тут же поинтересовался, где это случилось. Дежурный, как ни в чем не бывало, назвал адрес, а Федор даже немного растерялся. Только вчера, с четырех до восьми вечера, он пробыл у Марины. И когда он уходил, девушка была жива. Более того, в ее поведении не было ничего подозрительного, что наводило бы на мысль о смерти. Да Федор со стопроцентной уверенность мог утверждать, что в ее случаи, ни о каком самоубийстве не могло идти речи. Если только это не убийство.