По следу коршуна
Шрифт:
– Ну и засветился? – строго спросил генерал, расхаживая по кабинету, словно примеряясь с какой стороны удобнее отвесить толстяку по загривку.
– Вероятно, – сказал Белозеров, не слишком уверенный в своих словах.
Павлов наклонился к его уху, и брызнув от злости в него слюной, проговорил:
– Ты, полный долбак. И знаешь почему?
Белозеров пожал плечами.
– Потому что своим звонком, ты только заставил майора действовать. Ты думаешь, он не отыщет тебя? Отыщет. Будь спокоен.
– А как? Моей визитки там не осталось, – прозвучало несколько самонадеянно, что еще больше
– Вы, капитан, выбываете из группы Войновича. Войнович и Новикова пока будут работать вдвоем.
Толстяк, почувствовав сухость во рту, облизал губы, и немного теряясь под пристальным взглядом генерала, осмелился побеспокоиться о собственной судьбе:
– А как же я? Куда меня? Товарищ генерал?
– В расход, – довольно резко сказал Павлов и, заметив, как сразу побледнел капитан, добавил: – Пошутил я. Придется тебя перевести на другую работу. И в другой город, – сделал генерал ударение на последнюю фразу, тем самым, подчеркнув, что решение его окончательное и пересмотру не подлежит, хотел бы Белозеров того или нет. – Дела сдашь Войновичу. И скажи ему, пусть зайдет ко мне. Вот ты отличился, капитан. Грязь за собой оставил. Ну, молодец. Ладно, иди с глаз моих. Позови Войновича. Сейчас же позови.
Генерал знал, что судьба этого добродушного весельчака решена и даже по-своему жалел Белозерова. Потому что его промах, это был промах генерала. Он старший по званию и значит, где-то в чем-то не досмотрел, не доинструктировал. Теперь толстячок выбывает из игры. Большой, тайной, в которой замешаны многие государственные люди. А подставить их под удар, генерал не мог, не имел права. Уж лучше потерять одного толстого болвана. Просто надо все сделать так, чтобы никто не узнал истинную причину его смерти. Для этого у них при разведывательном управлении имеется целый отдел, к работе в котором допущен ограниченный круг людей. Много чего интересного имеется в том отделе, но Павлов выбрал старый изведанный способ.
Увидев вошедшего Войновича, он кивнул на кресло.
– Проходи, садись.
Майор неслышно прошагал по толстому ковру и с готовностью охотничьей собаки, преданно уставился в глаза генералу. А генерал молчал, словно еще раздумывая, правильно ли он поступает с Белозеровым. Хотя и не должен сомневаться в правильности принятого решения, но все-таки. Он поднял голову и уперся взглядом в бюст Дзержинского. Суровый облик «железного» Феликса не одобрял его сомнений. И тогда Павлов придав голосу побольше строгости, сказал:
– Белозерова надо убрать.
Войнович заерзал в кресле, почувствовав себя в генеральском кабинете очень не уютно. Неужели генерал поручит это сделать ему?
– Он оказался слишком тупоголовым. Допустил неоправданную смерть. И если менты доберутся до него, а я уверен, что именно так и будет, тогда это ляжет пятном на все наше учреждение. Я этого допустить не могу. Подойди к полковнику Лазареву. Он там кое-что приготовил для тебя. Расскажет, что и как надо сделать.
Полковник Лазарев был начальником того самого отдела. Довольно большой отсек
Но майор Войнович пока не собирался отходить в последний путь, поэтому, подозрительно глянув на склянку, спросил:
– А для меня это не опасно?
Вопрос был поставлен не совсем правильно, но все равно, полковник Лазарев понял беспокойство молодого сотрудника, сказал тихим, ровным голосом:
– Если все будете делать, как я вам скажу, не опасно, – и он начал подробно инструктировать Войновича по поводу применения яда. – Смерть наступает по прошествии восьми часов. Причем, не одна экспертиза не установит его наличие в организме, – он улыбнулся, обнажив желтые, кривые зубы, когда взял пузырек и глянул на него. – У человека внезапно останавливается сердце. Вроде бы все просто, но за этой простотой не один год упорного труда коллектива нашей лаборатории, – сказал он и вручил склянку Войновичу.
Они сидели вдвоем с Белозеровым в кабинете майора Войновича. На столе были навалены папки с документами, которые Войнович даже не стал просматривать.
– Будет еще время. Успеется. Чего гонишь? – сказал он и достал из стола бутылку водки и два стакана. – Давай, за твой отъезд. Кстати, ты когда уезжаешь? – спросил он у капитана Белозерова.
Тот махнул рукой и не очень вежливо выразился в адрес генерала Павлова. Теперь Белозеров не скупился на слова. Чего уж тут трястись? Пусть Войнович трясется. Его генерал оставляет возле себя.
– Поосторожней, нас могут прослушивать, – шепнул Войнович, опасаясь «жучков» в стенах. И Белозерову все-таки следовало попридержать язык. Генералу особенно не нравилось, когда в кулуарах этого заведения кто-то заводил о нем речь. О ком угодно, только не о нем.
– А мне плевать теперь. Это тебе надо опасаться старика. Не сказать лишнего. Когда надо сплясать перед ним. А я свое отплясал.
Войнович промолчал. Никакого предчувствия за Белозеровым не наблюдал. А ведь скоро тот умрет. И насчет того, что он уже свое отплясал, было им брошено просто так, спонтанно. Но метко. Отплясал он свое навсегда. Сейчас выпьет, и все. Больше не спляшет, глупец.
Свинтив с пузырька пробку, Войнович попросил капитана:
– Не в службу, а в дружбу, глянь, дверь заперта. Что-то запамятовал. Не дай бог войдет кто-нибудь, а мы тут с тобой пьянствуем.
Белозеров уставился на стакан с водкой, но со стула не поднялся и Войнович слегка занервничал. Как же ему влить яд, чтоб не заметно.
– Тебе-то все равно. А я сгореть могу. Павлов не одобряет пьянки на рабочем месте. Сам знаешь. Запри лучше дверь.
Белозеров отставил свой стакан. Усмехнулся, покачав головой.