По следу скорпиона
Шрифт:
И дело пошло! «Как натурально, как правдоподобно, как здорово придумано!» – восхищались клиенты. Правда, Макс, будучи человеком сугубо практического склада, никогда не отличался развитой фантазией. Но ведь ему и не нужно было ничего придумывать. Он просто вспоминал.
Нарядить актеров гномами, эльфами, гоблинами и прочими нелюдями, знакомыми не по сказкам, а, можно сказать, лично, заставить их бегать, рычать и сражаться – все это нетрудно. Сложнее воссоздать детали, составляющие самую суть чужого мира, придающие неповторимый колорит.
Шероховатость грубых домотканых одежд. Вкус пищи, приготовленной на открытом огне под проливным дождем. Запах дыма,
Четыре месяца без малого провел Макс там, куда забросили его таинственные и всемогущие Силы Судьбы в сотрудничестве с начинающим демоном. Многое приключилось за этот срок – больше, чем некоторым суждено испытать за целую жизнь.
Было страшное сражение с горными гоблинами на подступах к Даан-Азару, пещерному королевству гномов. Было народное ликование, обрушившееся на их неподготовленные головы в Оттоне, на родине рыцаря Рагнара. Немыслимо роскошная и разгульная жизнь королевского дворца – будто угодил прямиком на страницы исторического романа. Был тяжелый, полный опасностей переход из Оттона в Уэллендорф по землям, дотла выжженным войной. Еще не все некроманты были перебиты, не все скагаллы разрушены, не все головы сняты с кольев и преданы огню или земле. Затем – месяц учебы в Уэллендорфском университете. На это его подбил Хельги.
– Сам подумай, – уговаривал он, – я, конечно, абсолютно уверен, что Да Винчи объявится и поможет нам, в крайнем случае, сам как-нибудь постараюсь… но все-таки мало ли что. Чем ты тогда станешь заниматься? Не в землепашцы же пойдёшь! Тебе нужен диплом. Дадим взятку, чтобы тебя прямо сейчас зачислили на курс.
Честно говоря, ученой карьере Макс предпочел бы Кансалонскую гильдию, но Хельги возразил: «Одно другому не мешает». И уселся господин Ветлицкий за университетскую скамью зубрить астрологию, алхимию и прикладную магию. И открыл для себя немало нового. Сперва ему представлялось, что он угодил в косный, дремучий мир, остановившийся в развитии на стадии Средневековья. Но уже через неделю после начала занятий пришлось изменить мнение. Он понял: научный прогресс здесь отнюдь не замер, но пошел по совершенно иному, не техническому, а магическому пути. И сложно было судить, какой из двух предпочтительнее…
А самое странное и необъяснимое – он стал находить между обоими мирами много общего. Не схожего, а именно общего.
Взять, к примеру, латен: Макс не был лингвистом, но общего развития хватило, чтобы заметить полную идентичность «красивого мертвого языка» и классической латыни. И это совпадение было далеко не единственным. Чем можно было их объяснить? Ответа на этот вопрос он отыскать не успел.
Когда зимой в университете объявился Да Винчи (ощущения от встречи с живой легендой – это тема для отдельного разговора), девицы плакали. Даже Меридит тихо похлюпывала, отвернувшись, – Макс и не подозревал, что она способна на подобные нежности.
– Ну зачем тебе возвращаться? – уговаривала Ильза. –
– Вот только ведьмы мне не хватало! – возмутился он тогда. – Завидная перспектива – заиметь в жены страшную злобную старуху!
Хельги в ответ рассмеялся:
– Макс, ведьма – это профессия, а не состояние души и плоти. Бывают очень милые, добрые, молодые ведьмы.
– Я думал, добрая ведьма называется феей. – Во все тонкости здешнего бытия он так и не вник.
– Феи – это народ. Как тролли или кобольды. И характер у них у всех разный. Большей частью нестабильный. Такие заразы иногда попадаются – не дайте боги!
Кстати, историю с амнезией тоже придумал Хельги.
– Ты ведь не можешь рассказать, как было на самом деле; тебя сочтут психом.
Практичной Меридит его идея не понравилась:
– Если бы мой подчиненный исчез с боевого поста, а потом явился через несколько месяцев и сообщил, что ничего не помнит, лично я решила бы, что его выкрал и зачаровал враг, чтобы выведать военную тайну.
Самое забавное, что родные спецслужбы мыслили аналогично. По возвращении Макса долго проверяли, используя какие-то не вполне гуманные приборы и методы. Насилу вырвался!
Примерно полтора месяца Максим Александрович предавался черной меланхолии. Все спрашивал себя, зачем вернулся, не разумнее ли было остаться? Вдруг оказалось, что единственная его связь с собственным миром – это родители. Пусть и не престарелые. Семерых голодных детей у него, как известно, не было. Собаки, крысы или козы тоже, не говоря уж о домовом гоблине. Со службы уволили по состоянию здоровья – с амнезией и в стройбате держать не станут, не то что в ракетных частях. Два самых близких друга успели жениться, причем один из них – на его, Макса, невесте! Хотел, говорит, утешить. Особых увлечений, способных скрасить затянувшийся досуг, не имелось, приличной гражданской профессии тоже. Рассказать о пережитом было нельзя ни одной живой душе, – а как хотелось! Короче, жизнь дала трещины чуть ли не по всем направлениям. Скучно и тошно.
Зато там, за огненной завесой, остались и надежные, испытанные в бою товарищи, и яркий, неизведанный, полный приключений мир. Ради чего он, осел сехальский, от всего этого отказался? Не умнее ли было послать родителям весточку, что жив-здоров, а самому остаться? Даже теперь, когда жизнь наладилась, появилось собственное дело, пришёл успех, – он нет-нет да и задавал себе тот же самый вопрос.
Но в тот миг, когда это произошло, Макс ни о чем подобном не думал. Потому что спал. Ему всегда хорошо это удавалось в поездах, под перестук колес. И неважно, лежал он на мягком, почти домашнем диванчике СВ или на верхней полке плацкартного вагона, на комковатом матрасе, покрытом серой сырой простыней.
Именно плацкартные вагоны выработали у Макса стойкую привычку: важные документы он прятал за подушкой, да еще и рукой для верности придерживал. Хотел отучиться – не получалось. Засыпал как нормальный человек, а просыпался – и обнаруживал, что опять вцепился мертвой хваткой!
Так вышло и на сей раз. Первое, что он ощутил, пробудившись, была кожаная ручка кейса. А второе… Холодный сырой песок под боком. Соленый ветер с моря. Грохот прибоя, резкие вопли ночной птицы… Нет, просто он еще не проснулся, Макс перекатился на другой бок, поерзал, пытаясь поудобнее угнездиться, поежился, – все вмятины на песке тут же заполнялись водой…