По следу скорпиона
Шрифт:
– Зато эльфы… – не остался в долгу Орвуд, и пошло-поехало, слово за слово.
Сочетание скуки, голода, дурного климата и тревоги за судьбы мира сделало путников раздражительными и резкими. То и дело вспыхивали мелкие перебранки и склоки. Особенно же тяготило присутствие Улафа. Очень неприятно, когда изо дня в день молча сидит надутый, спесивый фьординг.
– Почему он не работает шестом? – возмущалась Ильза, сдирая с ладоней засохшие мозоли. – Лучше всех, что ли?
– Хворый он, – напомнила Энка.
– Хворый, так пусть лечится. Аолен предлагал…
– Теперь уже поздно. Я нарывы плохо лечу. Само скоро пройдет, –
Улаф смотрел в сторону горизонта и делал вид, что разговор касается кого угодно, только не его.
– Доберемся, дайте боги, до Тиора, отправим тебя на все четыре стороны, и если только замечу, что ты опять за нами увязался – череп проломлю! Насквозь! – угрожающе, по-сприггански зашипела Ильза. Она давно заметила, что подобные звуки заставляют ненавистного фьординга заметно вздрагивать, сбивают спесь. – Все уши отрежу и собакам отдам!
– Сильно сказано! – одобрила Энка. – Сама придумала, про собак?
– Про уши? – порозовела от похвалы девушка. – Нет. Так меня дядюшка бранил. Пока его фьординги не зарезали. Пришли и зарезали! – Она нарочито громко, не очень натурально всхлипнула. – Такого дяди из-за тебя, душегуба, лишилась! Погоди, я еще отомщу!
Улаф передернул плечами. Ах, до чего же хотелось задать наглой девке, указать, где ее место! Уцепить бы за косу, намотать на руку, окунуть в затхлую воду проклятого моря мордой да держать, покуда пузыри не пустит… Нельзя. Эти, пожалуй, даже убивать не станут. Вышвырнут с плота, и конец. Потому что даже непобедимые воины-берсеркеры умеют обходиться без воды лишь очень ограниченное время… Титаническими усилиями воли фьординг сдерживал рвущуюся на волю ярость и проклинал тот час, когда коварный Локи вложил в его голову дурацкую идею всюду следовать за подменным братом, чтобы не прозевать момент извлечения затонувшего драккара из морских пучин. А уж тогда… В честном поединке, иным ли способом…
Да, Хельги слишком хорошо знал фьордингскую натуру, чтобы ошибиться в мотивах, движущих Улафом. Потеря драккара сама по себе была не столь уж тяжела для сына ярла одного из богатейших фьордов. Но мысль о том, что судно достанется сопернику, а именно так он воспринимал подменного брата, казалась совершенно невыносимой. Ради предотвращения этого он был готов на любое безрассудство.
Никто, даже любящий отец, не считал Улафа особенно умным. Но и дураком рыжий воин не был. Его интеллекта было вполне достаточно, чтобы сообразить: вырвать затонувший корабль из власти самого океана способен лишь очень могучий демон, и связываться с таким – себе дороже. Но так случается, что существо, всецело поглощенное одной идеей, настолько подчиняется ей, что будто слепнет и перестает замечать очевидное. Вот и он никак не мог осознать, что подменный брат его – не простой спригган, каких полно рыщет по землям Севера, а самый настоящий демон, со всеми вытекающими последствиями. Все его фокусы с исчезновениями-появлениями он считал обычной магией, доступной смертным. Любой мало-мальски образованный колдун, маг или ведьма умеют так делать, равно как и наколдовывать воду в волшебной чаше, а никаких иных проявлений демонической сущности Хельги при Улафе и не демонстрировал. Положение усугублялось еще и тем, что диалект фьордов во многом отличался от общеизвестного староземского, а Улаф никогда не считал нужным тратить время на изучение языков (на другие науки, впрочем, тоже), и важные нюансы разговоров ускользали от его понимания.
Поэтому
– Я знаю, – сказала Энка обреченно, – эти воды никогда не кончатся. Они прокляты – такова их суть. Кажется, будто движешься, а на самом деле остаешься на прежнем месте. Смотрите, вон тростник повалило! Мы это место уже проплывали, я заметила! И опять!
– Это другой поваленный тростник, – успокаивала Меридит, чей запас терпения превосходил сильфидин на порядок. – Здесь везде так, то тростник прямой, то поваленный. Чередуются они.
– А я говорю, тот же самым! – уперлась Энка.
– Другой.
– Давайте подрулим поближе, свяжем снопик и проверим, встретится ли он нам еще раз, – предложил принц Эдуард.
– Ну и где он, твой снопик? – спросила Меридит подругу на следующий день. И на второй. И на третий.
Ответ был один: завтра будет.
На пятый день после того, когда они связали свой снопик, Ильза стала жаловаться на холод. Солнце палило не по-зимнему нещадно, от воды только что пар не шел, а у бедной девушки зуб на зуб не попадал от дрожи. Она забилась под ворох одежды, тряслась и тихо плакала. Не иначе малярия, решил эльф.
– А ты умеешь лечить малярию? – осведомилась сильфида без особой надежды.
– Причина малярии в дурном воздухе. Ее лечат травами, – скорбно вздохнул Аолен.
– Ясно. Не умеешь, – поняла Энка.
– Малярия – это зараза, как чума или холера. Ее причина в комарах, а воздух тут ни при чем, я статью читал, – заявил Хельги авторитетно. Вспомнил Максову родню и отругал себя: что бы ему, ослу сехальскому, не вспомнить тогда про малярию, чем пугать бедных женщин чумой и холерой?
Энка посмотрела на демона с осуждением.
– Просто удивительно, как много ты знаешь и как мало от твоих знаний пользы. Лучше уж помалкивай.
Хельги обиженно фыркнул. Знания, считал он, всегда приносят пользу, пусть и не сиюминутную. Мыслить надо перспективно.
Очень скоро страдания Ильзы разделили оба принца. Днем позже к болящим присоединился гном.
Орвуд переносил болезнь хуже всех – впал в беспамятство, метался и бранил на языке Даан-Азара каких-то недоумков, неправильно заложивших штольню.
– Помрет, пожалуй, – сокрушенно покачала головой сильфида, но в тоне ее проскальзывало нечто подозрительно похожее на удовлетворение.
Хельги сгонял в Уэллендорф, но тамошние лекари исцелять от незнакомой южной заразы не умели. Попытался попасть в Сехал, в Аполидий, – аналогичный результат.
– У тебя ведь полно нитей, – ругала его Энка. – Почему нельзя оставлять их везде, где побываешь? Постепенно получил бы доступ ко всему миру, стал хорошим демоном. Пользу бы приносил. А так – какой от тебя прок? Никуда попасть не можешь!
Хельги злился и шипел.
– Путаюсь я в твоих нитях, неужели не ясно?! Много их слишком. Есть три надежных, Уэллендорф, Меридит и Макс, вот и скажи спасибо!