По стандартам миллиардеров

Перфилова Наталья

«Ей богу жалко, что я своими глазами не могу увидеть и своими ушами послушать как вы, родные мои, реагируете на мои офигительные откровения… Чего хочешь отдал бы, лишь бы хоть краешком глаза глянуть на ваши лица… Жаль только давать тут не кому… Ну ладно, это я так, к слову сказал, я вас настолько изучил, что и так представляю кто и что скажет… Насколько я понимаю, Ирина Матвеевна уже успела ознакомить собрание со своей версией о бедной, самоотверженной и преданной самыми близкими и дорогими людьми женщине, все силы отдавшей на воспитание чужого по крови, но родного по сердцу ребенка… Я бы в ножки тебе, мамочка, поклонился, если бы хоть капля из того, что ты наговорила сейчас, была правдой… Я целую кучу денег убил на то, чтобы выяснить, как все происходило на самом деле, тогда сорок шесть лет назад, почему родная мать бросила меня и даже не попыталась ни разу увидеться… Не знаю, интересна ли эта история тем, кто сейчас в кабинете присутствует, их ведь это практически не касается, а ты и сама прекрасно помнишь тот страшный год, правда?… Я долго думал, стоит ли выносить эту историю на люди… – Семен помрачнел и стал удивительно серьезным. Никита вопросительно посмотрел на меня. Я пожала плечами и прикрыла глаза, чтобы случайно не выдать взглядом свое отношение ко всему тому, что собирался рассказать мой муж. Уж кому?кому, а мне эта грязная история известна, пожалуй даже лучше, чем самому рассказчику. – Но все же решил высказаться. Чтобы ты вспомнила все свои поступки… подлости все… А то ведь я твою психологию знаю: если никому не известно о сделанной гадости, считай, ее и не было. Для кого-то достаточно внутренних страданий, но тебя, мамочка, совесть никогда не мучила… Ты скорее всего даже не в курсе, что это такое – СОВЕСТЬ… Значит решено, возвращаемся на сорок шесть лет назад… вернее на сорок семь… В тот год, когда мой отец познакомился с Олей Скворцовой, студенткой, которая из глубинки приехала учиться в институте политехническом. Самая банальная история. Как бы моя любезная мамочка выразилась, колхозница приперлась покорять столицу. Оля на все смотрела широко раскрытыми глазами, всем восхищалась, радовалась, улыбка даже во сне не покидала ее личика… Наверное этим

она и покорила отца, к которому студентку Скворцову, как активистку и отличницу, направили на летнюю практику. Она очень старалась понравиться строгому руководителю, ну, и преуспела в этом… Отец частенько жаловался, что Ирина Матвеевна, всегда, с самых первых дней их совместной жизни, вела себя как ледяной неприступный айсберг, не смотря на то, что была почти на пятнадцать лет моложе, постоянно смотрела свысока, относилась пренебрежительно… А тут юная красавица, постоянно чуть ли не в рот заглядывающая. Он виноват, конечно, но у кого язык повернется его осудить? Он же просто помолодел рядом с Оленькой лет на двадцать… Но мир, как говорится, не без добрых людей, нашелся „честный“ человечек, раскрывший Ирине Матвеевне глаза на происходящее… Сказать, что она была в бешенстве, значит, ничего не сказать. Она просто рвала и метала. Кстати говоря, как ни странно, при этом желания развестись и уехать от неверного супруга у мамочки не возникло ни единого разика… Хотя тут все понятно. Отец в это время как раз начал усиленно идти в гору, жили родители весьма состоятельно. Во всяком случае Ирина никогда не работала и мало в чем нуждалась… В общем не буду тратить время и описывать все те мерзости, которые моя мама Ира говорила в те месяцы маме Оле, куда обращалась и какие истерики устраивала, это и без моих слов вы все прекрасно представляете. Надо отдать должное порядочности отца и терпеливость матери. Он, не смотря на настойчивые просьбы Ирины Матвеевны, не отказался от меня, и не перестал помогать Оле. Его ошибкой явилось, на мой взгляд, то, что он не позволил ей уехать на родину и спокойно пережить там тяжелые времена, ему это вероятно казалось малодушным… Я знаю так же, что он подавал заявление о разводе с Ириной Матвеевной…. После этого она и начала лихорадочно искать выход из сложившейся ситуации. Жаль, что Тамара Ефимовна, двоюродная сестра Ирины Матвеевны не дожила до этого дня, она бы многое смогла рассказать… То, что тогда ей пришлось сделать для сестры, тяготило ее до последнего дня жизни. Она много молилась и постоянно просила у бога прощения… Она честно рассказала мне все, что знала… Не знаю, как бог, я ее простил… Так вот. В то время Тамара Ефимовна работала зав отделением в роддоме, куда Ирина Матвеевна убедила мужа отвезти свою любовницу… Дальше произошло страшное. Несчастной Ольге сказали, что ее новорожденный сынишка умер прямо на операционном столе, потом ей выписали по назначению Ирины Ефимовны кучу антидепрессантов, от которых она следующие десять дней провела в полусонном и полубессознательном состоянии. За это время Ирина успела оформить все документы на мальчика, то есть на меня. Я быстренько стал законным ребенком Ирины и Василия Наумовых. Потом новоявленная мамаша с сыном отбыла на дачу, а отец занялся срочным обменом квартиры, подальше от любопытных соседей, прекрасно знавших о том, что Ирина ни дня с животом перед предполагаемыми родами не проходила. К тому же в это время Василий одним махом здорово высоко скакнул по служебной лестнице и ему полагалась значительно более престижная жилплощадь… История, конечно, грязная, подлая… но в принципе, психологически вполне понятная. Ирина боролась за СВОЕ… свое счастье, свое благосостояние, своего мужа, наконец… Если бы на этом все кончилось, я бы простил наверное… Она же воспитывала меня столько лет, не спала по ночам, когда я болел, кормила меня апельсинами, модно одевала, образование помогла получить… Но к сожалению, на этом все не закончилось. У Оли Скворцовой на почве нервного потрясения от смерти ребенка развилось психическое заболевание. Прямо из роддома ее перевели в клинику, откуда ее и забрала мать, то есть моя бабушка… Тамара Ефимовна рассказывала, какие страшные метания при этом испытывал мой отец. Но как только он узнал о том, что его любовница угодила в психушку, присмирел и полностью смирился с теми действиями, которые предпринимала его жена. Ирина все сделала для того, чтобы скрыть то, что произошло в их семье. В те времена у отца практически не было шансов пробиться наверх, вскройся все эти факты, а он, после болезни Оли интересовался исключительно карьерой… Постепенно отец утешился и даже начал забывать обстоятельства моего появления на свет… Но вот „мамочка“ все никак не могла успокоиться. Через месяц после того, как Ольга вышла из больницы и вернулась домой к матери, ей из города пришло письмо, в котором анонимный доброжелатель сообщал, что ее сынок жив, его назвали Семеном в честь дедушки и отца ее любовника Васи, что мальчик живет в его семье, и Ирина Матвеевна пытается его воспитывает… Естественно ни о какой любви речи в ее отношении к ребенку не идет, он несчастен, голоден, холоден и все такое прочее… Что было дальше, думаю, ясно. Она ринулась к Наумовым и похитила из коляски собственного ребенка. Я долго размышлял надо всем этим, так и эдак прикидывая, кто бы это мог послать несчастной женщине такое жестокое письмо, и как ей удалось с такой легкостью получить мальчика… Почему именно в это время он совершенно без присмотра оказался в коляске у подъезда?… Доказательств у меня нет, письмо не сохранилось, но все же я практически уверен, именно мстительная натура Ирины Матвеевны измыслила такой изощренный способ мести, Оля Скворцова на свободе была ей как кость в горле. Она нашла самый быстрый и простой способ засадить несчастную за решетку. Все равно за какую, больничную или тюремную. Ведь не случайно после похищения она ринулась в милицию с заявлением о том, что с нее требуют за сына выкуп, угрожают и тому подобное… Слушание в суде было закрытым. За похищение ребенка Оле дали целых десять лет, большую часть из которых она провела в закрытой клинике для психически не здоровых людей. Бабушка, как могла, старалась ей помочь, но она и сама была не слишком здоровой женщиной… Она и обо мне заботиться пыталась. Самое счастливое время моего детства было именно тогда, когда некой Марфуше удалось убедить мою мамочку Иру взять ее к себе в дом нянечкой. Платили ей до безобразия мало, заставляли выполнять кроме своих прямых обязанностей кучу других дел по дому вплоть до готовки и мытья полов, но она была на все готова, лишь бы быть поближе ко мне. Я, конечно, не мог тогда знать, что эта самая Марфуша – моя родная бабушка, но любовь и искреннюю заботу, исходящую от этой замечательной женщины, чувствовал всеми фибрами души. Только однажды Марфа Александровна обидела меня и нанесла ужасную незаживающую рану хрупкой детской душонке, когда ушла от нас на совсем, снова оставив меня один на один с холодноватой равнодушной к моим радостям и горестям матерью. Лишь много лет спустя я узнал, что бабушка никак не могла поступить по?другому. Она до последнего тянула время, чтобы подольше оставаться со мной. Но маму выпустили из тюрьмы, чувствовала она себя ужасно, Марфуша и так, и этак разрывалась между дорогими ей людьми, но все же вынуждена была окончательно переселиться к дочери. Ирина Матвеевна потом многих нянек мне приводила. Среди них и хорошие, вероятно, попадались, добрые, старательные, но я больше ни разу не позволил себе привязаться к кому бы то ни было. Боялся, наверное, подсознательно. Старался выискивать в них самые неприглядные черты, дерзил, издевался, развлекался за их счет, как только мог. Мамочка тоже особо радушной и щедрой хозяйкой никогда не была, поэтому обслуга у нас после Марфуши ни разу надолго не задерживалась. Жаль, что о тайне своего рождения я узнал только перед смертью отца. Уже в больнице, видимо в предчувствии скорого конца, его начала со страшной силой мучить совесть. Он даже попросил меня разыскать Олю Скворцову, адрес дал ее матери… Потом отец умер. Умер единственный близкий и родной для меня человек, который искренне меня любил, старался понять… Пусть ему это удавалось далеко не всегда, но он старался, я был ему интересен… После его похорон я долго пил, потом ударился в работу… Я долго не мог решить для себя, нужно ли мне разыскивать мать и бабушку, ведь я и представления тогда не имел о тех событиях, которыми сопровождалось мое рождение. В зависимости от настроения, я относился к неведомой и далекой Оле Скворцовой то так, то этак. Порой она мне виделась красивой, доброй, внешне напоминающей выходящую из пены Афродиту. Чаще я ненавидел эту женщину за то, что она меня бросила и обрекла на одиночество и тоску… Короче, дурак я был. Ладно хоть ума хватило Ирине Матвеевне обо всех этих душевных метаниях не рассказывать. Я вообще ничего ей об Оле Скворцовой не говорил. Не хотелось ее волновать, расстраивать … Сначала думал, пусть побольше времени после смерти отца пройдет, потом все тоже не мог подходящий момент выбрать… Короче, узнать о судьбе родной матери я решился только через семь лет после смерти отца. Тогда мне было настолько тяжело и гадко на душе, что я был рад отвлечься от своих мыслей хоть как?то. Ни бабушки, ни мамы я, к сожалению, уже в живых не застал. Только ее второго мужа с маленькой девочкой на руках. Так я впервые познакомился со своей сестренкой, о существовании которой я даже и не подозревал. Иван, так звали мужчину, рассказал мне ужасную историю о том как женщина, столько лет называвшая меня сыном, превратила жизнь моей настоящей матери в ад. Иван познакомился с мамой совсем не задолго до ее смерти, они прожили вместе каких то пять лет, но похоже, это были единственные светлые годы ее жизни. Я не мог поверить в то, что ты, „мамочка“ при всей твоей черствости и холодности могла быть настолько изощренно жестокой и безжалостной. Иван показал мне фотографии, письма, выписки из уголовного дела… У меня волосы на голове зашевелились, ей богу. В тот момент в моем мозгу зародились страшные мысли… Каюсь, мне захотелось убить тебя, Ирина Матвеевна. Но не бойся… Не смотря на твои постоянные нападки и высказывания по поводу моей неуравновешенной психики, я вполне живой человек, пострадав какое-то время, я все же смирился с тем, что произошло, пообмяк… Странно, но справиться со всем этим и остаться нормальным человеком мне, как и маме, похоже помог все тот же дядя Иван, ну и еще сестренка, конечно… Ты, может, не знала, но твои уверения в том, что я больной алкоголик, что у меня ненормальная психика и ужасная наследственность, все же возымели на меня действие. Не такое, конечно, как тебе бы хотелось, но все же… Я посчитал, что в такой ситуации я никак не могу позволить себе иметь детей, что при моем образе жизни могло случиться в любой день и час… В общем на операцию я пошел вполне осознанно. После истории, произошедшей с матерью Никиты, особенно, когда отец рассказал мне всю правду, я больше не хотел даже думать ни о любви,

ни о семье, и уж конечно не мечтал о потомстве. И только познакомившись с сестренкой, я понял, чего мне так не хватало все эти годы, почему жизнь казалась такой глупой, пустой и не интересной. Оказывается, каждому нужно о ком?то заботиться, кого-то любить, кому-то доверять, не боясь получить предательский удар в спину. Я с головой окунулся в эти новые для меня чувства.» – Я изо всех сил стиснула зубы, чтобы остановить слезы готовые вот?вот предательски брызнуть из глаз.

– Что за история? – Недовольно пробурчал хмурый Ренат. – Еще сестрица какая-то нарисовалась не знамо откуда. Странно, что она не указана в числе наследников… Слушайте, а может, это Анжелка? Ну точно, она ведь из глубинки приперлась, и Семен ей, кажется, помогал. И Полина с ней подозрительно быстро подружилась…

Все присутствующие повернулись ко мне, в каждом взгляде светился вопрос и любопытство. Асманов покраснел, видно от досады, что не сообразил раньше расположить предполагаемую наследницу к себе. Я даже не шелохнулась, продолжая молча смотреть на экран.

«– Мне не захотелось официально признавать это родство и выносить историю моего рождения на люди… – продолжал между тем Семен, – Во-первых, мне не было не приятно, чтобы перемывали кости моему отцу и трепали честное имя мамы, да и сестре было бы трудно бороться с Ириной Матвеевной… Я ведь, зная ее характер и жадность, уверен, стоит мне уйти, и она вцепится в то, что считает своим, мертвой бульдожьей хваткой. Она не остановится в борьбе за деньги ни перед чем, даже перед преступлением… Я решил не подвергать девушку опасности, хватит и того, что ее мать вдоволь натерпелась, благодаря злобе и жадности этой женщины. Можешь не сомневаться, я давно уже обеспечил свою сестру так, что до конца дней ей не придется ни от кого и ни от чего зависеть. Я очень надеюсь, что она будет по настоящему счастлива, сама решит как жить, а мои деньги помогут ей осуществить мечты… По крайней мере мне бы этого очень хотелось… – Семен на экране тепло улыбнулся, взгляд его на мгновение стал каким то озорным и лукавым, почти мальчишеским. Потом его глаза внезапно снова стали холодными. – Все эти годы, я ломал голову над тем, что побудило тебя, „мамочка“ вести себя по отношению ко мне подобным образом… Ну, что я тебя раздражал в детстве, мешал, напоминал об измене отца, это в общем понятно… Месть Ольге тоже понятна… Чудовищна, бесчеловечна, но хоть объяснима… Но потом… Зачем ты приложила столько усилий к тому, чтобы разлучить меня с единственной женщиной, которая была мне по настоящему дорога и которую я любил… люблю до сих пор? Неужели только лишь для того, чтобы досадить мне?! Я сотню раз хотел подойти и прямо спросить тебя об этом, останавливал, честно говоря, только здравый смысл, я ведь понимал прекрасно, правды ты все равно не скажешь… Все-таки думаю мне удалось слегка заглянуть в твои мысли. При том, что ты постоянно и целенаправленно меня морально уничтожала, больше делать ставку тебе было попросту не на кого. Отец состарился с поразительной быстротой, у него частенько побаливало сердце. Опора в его лице в любой момент могла выскользнуть у тебя из рук. Вот тут-то я и должен был выйти на передний план, взять на себя опеку и заботу о „любимой мамочке“. Отец не делал секрета из того, что собирался еще при жизни передать в мои руки накопленные за долгие годы средства. Да и ты при всей своей антипатии не могла не видеть, что я умею делать деньги. Еще до армии я начал крутиться в бизнесе… Хотя какой тогда бизнес был, смех один… Спекуляция да фарцовка, сейчас и слов таких нет, но тогда и это приносило вполне ощутимый доход. Потом кооперативы начались, полегче стало крутиться… Тебе всегда было глубоко плевать на меня лично, но относиться безразлично к моему постоянно растущему состоянию ты просто никак не могла. Чем больше нулей появлялось на моем счете, тем сильнее я ощущал твое пристальное внимание и преувеличенную опеку. А уж когда ты почувствовала, что я вдруг по совершенно непонятным для тебя причинам перестал прислушиваться к твоему мнению, стал холоден, безразличен, а порой даже враждебен, ты и вовсе запаниковала. Еще бы! Послушный покладистый мальчик, раньше постоянно старавшийся перед тобой выслужиться, завоевать хоть капельку внимания и любви, вдруг перестал выполнять прихоти и капризы, резко урезал содержание, практически силой выдворил из только что отстроенного на месте бывшей дачки шикарного особняка в теперь скромную по твоим меркам квартиру, которую ты у меня когда-то так удачно выторговала. Зная, сколькими ужасающе темными пятнами запачкана твоя совесть, можно понять как неуверенно ты почувствовала себя, ощутив такие перемены. Мое счастье, а уж тем более не дай бог дети, твое положение могли только усугубить. Денег на не доступных для тебя счетах стало настолько непозволительно много, что „влачить убогое существование“ для тебя становилось все нестерпимее. Поняв, в конце концов, что моя любовь и привязанность для тебя безвозвратно потеряны, ты решила прибрать к рукам непослушного сыночка другим путем, объявить ненормальным и учинить надо мной опеку. Связи у тебя в этой области еще с молодости довольно внушительные, да и я своими постоянными выходками и публичными скандалами очень даже играл тебе на руку… Поняв куда ты клонишь, я, честно говоря, даже немного струхнул. Ведь я то знал, что эта женщина для достижения поставленной цели ни перед чем не остановится… От участи бедного умалишенного меня спасла Полиночка. – Я прямо затылком почувствовала ненавидящий взгляд,, который бросила на меня при этих словах Семена Ирина Матвеевна. – Она согласилась выйти за меня замуж. Мы честь по чести подписали брачный контракт. Теперь и состояние и опека в случае, если я и правда вдруг стану по какой?то причине недееспособным, должна будет перейти на мою жену. Она и только она будет иметь доступ к счетам, а Ирина Матвеевна опять останется не у дел… Пока она вроде оставила меня в покое. Хотя поручиться ни за что нельзя. Я стараюсь внимательно следить и пресекать все поползновение „матушки“ в сторону Полины. Слава богу, у моей жены уравновешенная психика и чертовски крепкие нервы. Я порой даже удивляюсь, насколько спокойно она реагирует на постоянные выпады и нападки свекрови.»

– Ну и кто из вас теперь осмелится утверждать, что Семен делал эту запись и составлял завещание в здравом уме!? – Преувеличенно возмущенно воскликнул Ренат. – Да сразу понятно, рехнулся он. О матери всяких небылиц напридумывать, а девке первой встречной довериться с потрохами. Смех. Это все злобные происки этой тихони Полины. Уж не знаю, как она умудрилась заставить Семена вроде как по собственному почину запись эту сделать абсурдную, но к смерти мужа она стопудово руку приложила! Честно говоря, не хотел я вмешиваться, но теперь заявляю: я готов поддержать заявление Ларисы, о том, что Полина в то самое время была рядом с «Мужским раем».

– Значит, все?таки ты продолжаешь встречаться с этой потаскушкой?! – Прошипела и без того взбешенная всем происходящим Ирина Матвеевна. – Вот значит, кто Ларису сопровождал в этот так называемый «Рай»! И это после того, как сам же принудил меня пойти с тобой в ЗАГС!

– Ну и что? – Нагло отозвался Ренат. Поняв, наконец, что «молодая» супруга не принесет с собой в их гнездышко вожделенных Семиных миллионов, его тон и отношение к Ирине Матвеевне заметно изменились. – Жена не стена…

Госпожа Наумова презрительно посмотрела на супруга и усмехнулась презрительно и печально. Хотела что?то сказать, но видно передумала и повернулась ко мне.

– Все что тут только что наговорил мой не вполне адекватный сын, еще нужно доказать, милочка. – Выглядела она не просто бледно, а как-то даже серо. Но держаться старалась как можно высокомернее и спокойнее. Я поразилась железной выдержке этой женщины. – Контракты, кассеты, завещания, это все конечно хорошо. Но я была, есть и навсегда останусь единственной законной матерью Семена. У вас нет ни одного документа, свидетельствующего об обратном, кроме сомнительных показаний весьма и весьма заинтересованных лиц. А раз так, то все законы на моей стороне. Я имею право на часть денег моего сына, что бы он там в завещании не написал… Я все усилия приложу, чтобы восстановить справедливость и вывести тебя на чистую воду…

– Да ради бога. – Неожиданно пришел мне на помощь Никита. – Никто не собирается лишать вас гордого звания МАТЕРИ в официальных инстанциях. Называйте себя как хотите. И прав имейте сколько угодно. Только законы я бы на вашем месте повнимательнее читал…

– Мы дослушаем наконец эту запись или нет!? – Слегка раздраженно подала голос Лариса. – Уж если кто и знал все законы от и до, то это Сема. Чем переливать из пустого в порожнее, послушайте умного человека. Уверена, он мигом все по своим местам расставит.

Все подавленно замолчали. На пару мгновений в комнате повисла звенящая тишина. Потом с экрана снова зазвучал голос Семена.

«… как бы я не относился к своей официально признанной матери, судиться с ней, а уж тем более мстить, я бы, наверное, не смог… Женщина все-таки, да и возраст. Слава богу, она сама избавила меня от необходимости искать лазейки, чтобы обойти закон, обязывающий сына в любом случае, даже если они вообще его не воспитывали, пожизненно содержать не имеющих источников дохода и средств к существованию престарелых родителей. Даже после моей смерти эта обязанность переходит на мое состояние и моего сына, как ближайшего родственника и наследника… – Ирина Матвеевна удовлетворенно глянула в мою сторону. – Очень кстати закон справедливый. Хотя всех одной гребенкой не уравнять, как ни старайся. Хорошо хоть „мамуля“ самостоятельно подыскала себе этот самый источник дохода и средства к существованию. Я с легким сердцем могу оставить ее на попечении такого „благородного и ответственного“ парня, как наш бывший шофер. – Голос Семена стал откровенно насмешливым. – Насколько я знаю, отношения с моей матерью он официально оформил, так что теперь я свободен. Из особняка Ирина Матвеевна может забрать свои личные вещи, наряды, драгоценности и перевезти в принадлежащую ей по праву квартиру. Больше ничего. Полечка, я на тебя очень надеюсь, девочка. Я уверен, ты меня не подведешь, как, впрочем, и всегда. Проконтролируй, чтобы все остальное, в том числе и машина, осталось на месте. Как бы она не просила и не умоляла, я запрещаю тебе чем-либо всерьез помогать этой женщине. ЗАПРЕЩАЮ! Слышишь?»

– Но это бесчеловечно! – Вскочила со своего стула свекровь. – Я всю жизнь. Все силы и здоровье вложила в это неблагодарное чудовище, а теперь должна оставаться у разбитого корыта? Как интересно он себе это представляет? У меня ведь кроме этой убогой квартирки абсолютно ничего нет! На что я буду жить!?

– Ну, не такая уж она и убогая. – Заметила я.

– Всего три комнаты! – Возмущенно фыркнула Ирина Матвеевна. – Для тебя это, может, и роскошь запредельная… – по привычке высокомерно начала она, но осеклась.

– Куда вам больше? К тому же ремонт там отличный, мебель вы сами выбрали. Именно ту, которую хотели… В чем проблема? Да и насчет того, что у вас ничего не осталось, вы тоже не правы. А как же Ренат? Теперь вы муж и жена, а значит, Сема прав, все заботы супруг обычно берет на себя…

– А если я завтра разведусь? – С вызовом выкрикнул со своего места Асманов. Ирина Матвеевна даже головы в его сторону не повернула.

– Твое право. – Спокойно и холодно заметил Никита. – Но имей ввиду, даже после этого за судьбу своей бывшей жены ответственным будешь ты, а не покойный сын.