По ту сторону Бездны
Шрифт:
– Мне нет. Мне как-то забыли... Нет, он намекал, он все время намекал, но как он любит, что ничего и не поймешь...И про Перекресток Миров... он ведь рассказывал... он в Бездне, да? И этот ваш портал... который настоящий, он тоже там? Только... вы спуститься обратно не можете, там смерть, даже для вас... Видно, из вашего мира за вами пришла... И Бездна... там просто река текла, вот как здешняя, а вы со своим порталом... раскололи все к дракосу, чуть землю не угробили... И продолжаете гробить... продолжали... Он сломался, да? Ваш портал... А вам сюда
– Лара, Лара, Ларочка, ну тихо, все, хватит. Ну не пугай меня, я не знаю, как людей успокаивать, у меня опыта нет. Ну ты же все знаешь, ты и сама все знаешь, чего ты так расстроилась?
– Так я что, права?
– Ну да. А что? Это общеизвестное, этому в школе учат.
– В нашей - нет.
– Ну да, прости, конечно, там у вас легенды. Я их читала, но не вникала пока, какой-то бред...
– Тебе бред, а я всю жизнь верила, что это правда. Ладно, ничего, - встаю на ноги.
– Идем в ваш храм. Так что с Коэром? За что проклятья? Вы ему памятник должны были. Еще при жизни. Куда смог - вывел, он же не бог, да и время, небось, поджимало. Все лучше, чем просто смерть.
– Да. Конечно. Вот только одна деталь. Порталом не прошел ни один ребенок. Все умерли в процессе.
– Мне говорили, один ребенок все же выжил, - неуверенно перебиваю, вспомнив один из рассказов Анхена.
– Да, - соглашается Рин. Неприятным таким тоном.
– Один выжил. Догадайся, чей.
Смотрю на нее, и не могу поверить. Лоу? Мой Лоу? Седовласый мальчик. А мне все казалось, что они серебряные... А он седой. С детства.
– Он предал нас. Нас всех, ради сына. Выторговал у богов его жизнь. И за это ему открылись не все двери, а эта. Только эта. А здесь для нас нет жизни. Только смерть. Та, что несем мы и та, что идет за нами. Боги посмеялись над старым коэром, и сам он умер, проклятый всеми, и сын его вырос злобным бездарным уродом...
– Ты его видела?
– Кого? Сына коэра? Вот оно мне надо...
– Вот желаю тебе его встретить. И когда ты влюбишься в него без памяти, а он даже забудет спросить, как тебя зовут, покидая наутро...
– С чего мне в него влюбляться?
– Потому что он красив, Рин. Сказочно красив, тебя обманули твои старухи.
– Ты человек, тебе все вампиры красивы.
– Не льсти вампирам. Не все. А уж таких, как он, я и близко никогда не встречала. И он самый добрый, заботливый, нежный. И он пишет стихи и выводит души из мрака. И может заставить цветы цвести. Вот ты можешь?
– Что?
– Заставить цветок выпустить хоть один бутон? И раскрыть его?
– Лар, успокойся, никто из Новых это не может.
– А он может.
– А он Древний.
– А он - не бездарен!
– Мне казалось, ты любишь авэнэ, - не выдерживает моего напора Рин.
– Люблю. Но зрение от этого не теряю. И память. К сожалению. Скоро уже твой храм? Идем-идем...
– Да если бы. Ты то сидишь, то падаешь.
Остаток пути проходим в молчании. Мне есть, о чем
– Ну вот, - произносит она, когда мы, наконец, добираемся.
– А здесь правило было такое: надо забраться наверх. Самому, без машин и полетов. Пешком, как люди. Здесь, на самом деле, много путей, есть совсем легкие, даже младенец заберется. А есть и те, где и вампиру тяжело, если без крыльев. И надо найти самый сложный, нехоженый. И забраться. И не сорваться, не полететь. Только ногами, руками. И потом - провести там ночь. Встретить рассвет. И тогда - боги услышат.
– Зачем вам? Боги ж злые.
– Ну, Лар, это все же игра. А в игре добро побеждает. И боги слышат. И исполняют. Потому что им надоело нас мучить. Ну мечтали мы так. Вот вы в детстве что, разве не мечтали?
– Ну, мечтали, конечно. О всяком. Кто о прекрасных вампирах. Кто о летающих машинах. Мне хотелось весь мир увидеть... Вот, почти сбылось, - невесело улыбаюсь.
– А теперь так домой хочется. К маме. И ничего больше не нужно, и ничего за это не жалко...
– мысленно встряхиваюсь. Ну вот еще, не хватало расплакаться.
– А ты, Рин? О чем мечтала? Зачем тебе было - туда, «в храм»? Да еще столь сложным способом?
Мнется.
– Ты смеяться будешь.
– Да не буду. Я разве смеялась?
– Ну... я хотела стать человеком.
– Че-го?
– А чего? Если уж нельзя уйти, если жить здесь, то хоть нормально. Без крови, без жажды. Без безумия. И солнце чтоб не сжигало. Я разве много прошу? Просто жить.
– И за это ты готова отдать и способность летать, и возможность повелевать... Но Рин, если бы ты была человеком, ты б уже старая была. Умирала, а не на скалы лазила.
– Но ведь я бы уже жизнь прожила. Училась, женилась, работала, путешествовала. Дети б у меня были, много. Внуки, даже, наверно, правнуки... А я ведь и не жила еще. У меня только детство и было.
– 80 лет на детство - не многовато?
– Откуда? Всего тринадцать. А потом - половое созревание и жажда. И ты уже не живешь, выживаешь в бесконечной борьбе за собственный разум. Тебя взаперти держат, в буквальном смысле, потому как от малейшего дуновения разум теряешь. На своих бросаешься, не то, что на людей. И чтоб научиться это контролировать... хоть как-то контролировать, уходят десятилетия... Ладно, мы будем подниматься или?..
– Будем мы подниматься. Где, покажешь? Или это я сама должна искать?
– Нет, со мной. Игры играми, а ты ведь и взаправду разбиться можешь.
Мы поднимались... скорее долго, чем трудно. Пару раз я, правда, срывалась, но Рин подхватывала, не то, что пораниться, испугаться не успевала. Ближе к вершине стало действительно сложно, но вдвоем мы справились. Вползли. Рин сразу на ноги вскочила, а я еще на четвереньках немного... постояла. Не потому, что страшно, я высоты никогда не боялась, просто ноги гудели так, что казалось, стоит мне встать - и они обратно сложатся, не выдержав моего веса.