По ту сторону Бездны
Шрифт:
До вершины я добираюсь, и даже без приключений. Остается лишь шаг, чтоб встать на ноги.
– Давай руку, - вампирская ладошка тянется мне навстречу, и я хватаюсь за нее. Рывок, и я наверху. Потрясающе. Даже самые высокие деревья темнеют под нами, и это я сама, без всяких вампирских машин! Лес колышется низинами и сопками, и даль затянута дымкой, и ветер обдувает разгоряченное подъемом тело...
Вот только руку мою Рин так и не выпускает. И держит... слишком уж крепко.
– Рин? Ты что, я ж не падаю. Можно отпустить.
С видимым усилием она разжимает пальцы. Отворачивается.
– Ты ладонь
А камень отсюда выглядит скорее мостом. Вполне себе вампирским. На безумной высоте и без перил. Вот только едва ли внизу имеется защитная пленка. Вампиренышам зачем? Поскользнулся и полетел. Ой, бездна, а камень и правда скользкий! Двигаюсь медленней, подавляя желание встать на четвереньки. Рин же прошла. И даже не пошатнулась. Уселась вон посередине, ножки свесила. И не смотрит по-прежнему.
– Рин, - зову ее.
– Ну ты чего? Это ж просто царапина... Думаешь, он ругаться будет? Он что, сильно тогда ругался из-за лодки?
– Да нет, терпимо... Я привыкла, на меня часто ругаются, - синяя даль интересует ее в этот момент невероятно.
– А авэнэ... да он просто не знал, на что ругаться надо было. Подозревал, конечно... Недаром они нас наедине так долго не оставляли...
– Ну...
– осторожно присаживаюсь, - я думала, они опасались, как бы мы еще в какую неприятность не вляпались. Я, вернее.
– Опасались...
– она нервно сжимает и разжимает кулак, гипнотизируя облака.
– Рин, да не тяни ты уже, скажи как есть!
– Да пожалуйста!
– она резко разворачивается и смотрит мне прямо в глаза.
– Голову ты тогда разбила, кровь у тебя текла... А я, когда домой тебя на ландэр везла... там ведь слишком близко... и не отстраниться никак...
– решимость ее угасает на глазах, голова опускается.
Ой, горе мое, вот как среди них жить?
– Только кровь?
– смотрю в ее опущенные глазки.
– Ну... почти.
– Рин!
– Ну а что ты от меня хочешь?!
– она взвивается, даже на ноги вскакивает. Едва ли не взлетает вообще.
– Я вампирша, знаешь ли! Вампиршей родилась, вампиршей умру! А ты человек, будь ты хоть сто тысяч раз аниара!
– Я не аниара. А то б хоть с лодкой этой справилась. Это Анхен бредит, а они ему противоречить боятся, - вздыхаю.
– Но ты! Я ж без сознания была, все равно, что мертвая. Ты что же, и трупы будешь?..
– Да я не тронула почти! Я тебя привезла, из последних сил держалась, и это мне благодарность?! И эти еще косятся, все ждут, что я мозгами двинусь, как малолетка, бросаться на тебя стану! Я что, сумасшедшая, себе карьеру портить? Я в Страну Людей хочу. А может, и еще куда подальше.
– Куда подальше?
– Тебе сказать забыли! Я жизнь тебе спасла, считай дважды, а мне за это одни упреки! Ах, подумаешь, потрогали ее не там! Не съели, и радуйся!
Она с размаху бросается на изогнутый ствол молодого кедра, умудрившегося прорасти прямо тут, на вершине скалы. И, раскачиваясь на нем так, что того гляди сломает, начинает остервенело откручивать от веток шишки.
– Рин, - «радуюсь» я, конечно так, что аж слезы
– Ор-рехов хочу!
– Орехи-то тебе зачем?
– Белок кормить, зачем еще. Не самой же... Тебя вот могу угостить. Ты же ешь кедровые?
– Да ты-то что психуешь, ну подумаешь. Это мне психовать впору. Это мне, лишь только человеком себя почувствую, вы быстренько напоминаете, что я для вас лишь тело для утех и кровь для пропитания. Тебе-то что за печаль? Ты всю жизнь так живешь.
– Буду, - хмуро уточняет она.
– Пока не жила.
Шишка, сорванная «для белок» летит вниз, сама она оставляет истерзанное дерево и перелетает на скалу по ту сторону «моста». Садится там обхватив коленки, вся какая-то поникшая, жалкая. Волосы эти ее глупые топорщатся, словно иглы окрестных елок.
– Я раньше никогда... так... не чувствовала, понимаешь. На охоту меня еще не брали, в Страну Людей тем более. Не встречала я еще... Читала только. Рассказы слушала. Все думала, со мной так не будет, что не настолько, что...
– она как-то совсем уж судорожно всхлипывает.
– Ну а животные ваши... рабы... Ну не в пакетах же тебе кровь все эти годы носили! А они ведь тоже люди, я знаю, я видела...
– Они... были люди, Лар. Ты прости, я понимаю, тебе неприятно, но они... не люди уже. Давно. Много поколений. И это... специально все было сделано, чтоб можно было пить, не чувствуя... не ощущая... чтоб жаждать только их крови, и ничего больше...
– То есть вы хотя бы их...
– Да! Разумеется! Мы их пьем, Лара. Просто пьем. Их для того и низвели до состояния овощей, чтоб хоть на их тела желание не пробуждалось!
– Для того? Скорее уж побочный эффект, ради этого-то зачем было заморачиваться? Вы ж и так готовы с каждым...
– Мы совсем, по-твоему, уроды?
– вновь взвивается на крик Рин. И мгновенно потухает.
– Ну да, уроды, конечно. Мутанты... Но думаешь, мы хотим?... Думаешь?..
– она вновь прерывисто вздыхает.
– Ты не думай, у меня были любовники. Много, разные. И я знаю, что такое возбуждение, и умею... Но то, что я чувствую к тебе - это не то. Это совсем не то... Это как жажда, только еще сильнее, потому что и жажда тоже, и не важно, сыт ты или голоден. Это... все нутро переворачивает, мозг вообще отключает, ты на глазах звереешь. Вот только звери... ни один зверь свою добычу отыметь не хочет. Убить хочет, наесться хочет, ну и все. А мы... мы же прокляты, Лар, мы хуже последнего зверя... И ты не думай, что это как любовь, что это я именно тебя... Я в Стране Людей буду хотеть любого. Любого, понимаешь? Не просто любого, каждого. Ненавидеть, но хотеть, презирать, но хотеть. Любить, но все равно хотеть до смерти!
Она плачет. Вздрагивают острые плечи, она вытирает слезы коленками, словно не в силах расцепить стиснутые руки.
– К тебе... хоть подойти-то можно?
– Сиди. Сорвешься еще.
– А ты? Не сорвешься?
– Я сильная. Ты не думай, это я так. Сейчас успокоюсь, - она очередной раз попыталась вытереть слезы. Но, кажется, они все равно текли.
Проклиная себя за глупость, медленно встала и осторожно двинулась к ней по скользкому каменному мосту. Нет, он не то, чтобы был совсем уж узким, просто... неширок. И пропасть под ним... Но вниз я смотреть не буду...