По ту сторону фронта
Шрифт:
Базыкину удалось перевернуть бронепоезд недалеко от Домбровицы. А когда разношерстная фашистская охрана дороги погналась за подрывниками, партизаны встретили ее огнем и рассеяли, захватив двенадцать пленных. Но этого Базыкину показалось мало: он ворвался в Домбровицу, разогнал гарнизон и, захватив бургомистра вместе с гостями, встречавшими в это время Новый год, приказал ему срочно мобилизовать местных жителей и вести их — под охраной партизан — на разборку железнодорожного полотна. Волей-неволей фашистскому прислужнику пришлось руководить всем этим делом. Пришлось поработать и его гостям, и пленным охранникам. А местные жители работали охотно, зная, что отвечать за все придется бургомистру. Потом, когда двести метров рельсового пути были разрушены, бургомистр спросил партизан:
— Захватите
— Ничего, — ответил Базыкин. — Ты служил немцам. Немцы о тебе и позаботятся.
Грачёв был послан в район станции Юхновичи (к западу от Пинска). Задача его осложнялась не только дальностью расстояния, но и тем, что, отправляясь в поход еще до снега, партизаны не захватили с собой маскхалатов, без которых подобраться к железной дороге по выпавшему снегу было невозможно. Чтобы выйти из положения, Грачев связался с партизанским отрядом Комарова и там получил несколько необходимых халатов. Партизаны выполнили задание полностью и в срок: еще два фашистских эшелона полетели под откос на Пинской дороге.
Одному только Даулетканову не посчастливилось. Фашисты заметили, что партизаны поставили под рельсы мину и решили обезвредить ее. Подошли, наклонились. А мина-то была натяжного действия, и подрывники, скрывавшиеся около полотна, дернули за шнурок: не отдавать же взрывчатку врагу. Гитлеровцы взлетели на воздух вместе с рельсами и шпалами.
— Такая досада! — виновато говорил Даулетканов. — На пять немцев пять килограммов толу.
И верно, досада: на этом месте должен был взорваться целый поезд. А ведь взрывчатку мы доставали с большим трудом. Пришлось пожурить Даулетканова и его группу за неосторожность, и они приняли это как должное, понимая свою вину.
Хорошее донесение прислал Корчев, базировавшийся километров за восемьдесят от нас, около Сварицевичей. Его отряд взорвал два эшелона, сжег мост и при активном содействии крестьян разгромил полицейский участок в Жовкине, разрушил два маслозавода, уничтожил два километра телеграфной связи, ликвидировал фашистское имение.
К вечеру второго января вернулись отряды Картухина и Анищенко. Целыми обозами на санях с красными флагами, с гармошками, с пением советских песен они разъезжали по деревням. Отряды были немаленькие, и полицаи при виде их сразу же разбегались, а крестьяне радостно выходили навстречу, приветствуя народных мстителей. Наши агитаторы раздавали листовки и во многих деревнях провели митинги. Коменданты и солтусы переполошились. В Ковель полетели донесения о громадных отрядах партизан. Они пытались подсчитать силы этих отрядов и, должно быть, по нескольку раз подсчитывали одних и тех же, да еще преувеличивали со страху. В конце концов из Ковеля сообщили в Ровно (где была ставка райхскомиссара Коха), что-де под Ковелем действует «партизанская банда численностью в три тысячи человек».
О настроениях фашистов принесли нам сведения связные, возвратившиеся из Ковеля. Наши новогодние выступления сыграли свою роль. А наши листовки добавили паники. Они появились даже в ковельских казармах, и в результате этого начались обыски и аресты среди самих фашистских прислужников.
В Любешове листовки произвели еще больший переполох. Девушки — местные жительницы, связанные с партизанами, — принесли несколько листовок на вечеринку, где были и полицаи, немцы, и незаметно подсунули эти листовки пьяным полицаям. Потом одному из них сказали:
— Смотрите, господин шуцман, какое безобразие. Видите? Вот. Читайте.
А тот с пьяных глаз и на самом деле начал читать вслух.
Немцы насторожились, а присутствовавший тут же переводчик сразу бросился к коменданту. Тот не замедлил явиться.
— Большевик! Агитатор!.. Обыскать всех!
Обыскали. Нашли листовки. Двоих тут же расстреляли, остальных отправили в гестапо.
Таковы были результаты одной ночи — первой ночи 1943 года. Неплохое начало. И весь год еще впереди. Сколько в нем будет таких же ночей? Хороши украинские ночи, но только не для захватчиков!
Новогодний «банкет»
Вести из Хочина
Еще в Хочине я узнал о польской антигитлеровской организации, которая не входила в состав «Пидпильной спилки», но поддерживала
Письмо было длинное. Я только в общих чертах передаю самую суть его. Важно то, что оно действительно выражало настроения простых поляков — не панской верхушки, не продажных министров, а рабочих, крестьян и трудовой интеллигенций, людей, среди которых доктор П. пользовался большим авторитетом.
С этого времени П. начал работать с нами. Служил он в имении крупного польского помещика (фамилии не помню), который бежал из Западной Украины, когда пришла туда Красная Армия, а теперь вернулся вместе с фашистами и остался как бы управляющим своего бывшего имения и директором Воробинского спиртозавода. Конечно, он чувствовал себя по-прежнему хозяином. Разыгрывая польского патриота, он являлся руководителем Польской Организации Войсковой в этих местах, непосредственно был связан с представителями так называемого лондонского правительства и вел громкие споры с польскими «фольксдойчами», придерживавшимися открыто прогитлеровской ориентации. Но на практике он и с немецкими фашистами находился в самых лучших отношениях, был личным другом душителя Украины Коха, не раз ездил в Берлин. Мы сначала его не трогали, рассчитывая получать от него через П. сведения о фашистах и о лондонском правительстве, а если удастся, и самого его, и местную Польскую Организацию Войскову вовлечь в борьбу с гитлеровцами. Расчеты наши не оправдались, и новогодний банкет в имении положил конец нашему терпению.
Мы знали о банкете заранее и могли бы разгромить имение в новогоднюю ночь. Правда, управляющий держал сильную охрану —130 отборных гитлеровских головорезов, вооруженных до зубов, и, конечно, под Новый год охранники будут особенно бдительны, но их мы не испугались бы и сумели бы с ними справиться. Нас заставило отказаться от налета другое соображение. Мы знали, что на пир приглашены не только члены Польской Организации Войсковой и «фольксдойчи», но и часть честной польской интеллигенции. Пусть же лицемеры, подвыпивши, откроются целиком, сбросив свои «патриотические» маски. Пусть все видят, каковы они на самом деле. Этот «пир во время чумы» принесет им больше вреда, чем пользы.
Комфортабельные автомобили и уютные возки, запряженные сытыми конями, еще засветло начали съезжаться к барскому дому. Солдаты, топтавшиеся в воротах и перед дверями, пристально вглядывались в приезжающих, а на лестнице солидный швейцар, важный, как генерал, и разряженный пышнее всякого генерала, принимал гостей. Среди гостей было несколько человек из группы П. и сам он, как свой человек в имении.
Казалось, что снова вернулись золотые дни польского панства. Громадная люстра сияла под потолком, искрилась хрустальными подвесками. Громадный стол был заполнен всем, чего только может пожелать избалованный вкус. За стульями стояли лакеи, на хорах играл оркестр. Шикарно одетые мужчины и шикарно разодетые дамы с блестками настоящих или фальшивых драгоценностей наполнили зал.